Уайтби: Конечно, нет, но об этом я уже говорил. Пройдет сто лет, пока
такой крошечный упадок плодовитости окажет какое-нибудь влияние в областях,
где всеобщий контроль рождаемости создает искусственный резервуар. Посмотри
на стороны Дальнего Востока, а особенно на те, где смертность новорожденных
держится на одном и том же уровне. Население Суматры, например,
демонстрирует спад больше чем на пятнадцать процентов за последние двадцать
лет. Это статистически значимый спад! Ты отдаешь себе отчет в том, что еще
двадцать или тридцать лет назад последователи неомальтузианства кричали о
"взрыве" в естественном приросте населения. Оказывается, что это
не взрыв, а наоборот. Добавочным факторам является...
В этом месте лента, видимо была перерезана и склеена. Уайтби более уже
спокойным голосом говорил:
...попросту, так как меня это интересует, скажи мне, сколько ты ночью
спишь?
Пауэрс: Не знаю точно. Около восьми часов.
Уайтби: Пресловутые восемь часов. Спроси любого, сколько времени
отнимает у него сон, и он автоматически ответит, что восемь часов. В
действительности спит около десяти часов, как и большинство людей. Я
неоднократно проверял это на себе. Я сплю около одиннадцати часов. А еще
тридцать лет назад люди посвящали на сон не более восьми часов, а веком
раньше шесть или семь. В своих "Жизнеописаниях" Вазари пишет, что
Микеланджело спал не дольше четырех-пяти часов в сутки, рисуя весь день, и
это в возрасте восьми-десяти лет, а потом еще работал по ночам
анатомического стала, с лампой над головой. Сейчас мы считаем это чем-то по
разительным, но современники не видели здесь ничего необычного. Как ты
думаешь, каким способом древние, от Платона до Шекспира, от Аристотеля до
Фомы Аквинского, могли достичь так многого за своего жизнь? Так как у них
было шесть или семь часов в сутки дополнительно. Очевидно, кроме фактора
времени у нас еще и более низкая степень метаболизма. Добавочный фактор,
который никто не принимает во внимание.
Пауэрс: Можно предположить, что этот увеличивающийся период сна
является формой компенсации, какой-то массовой попыткой к бегству от
огромного стресса городской жизни в конце двадцатого века.
Уайтби: Можно бы, но это было бы ошибкой. Это попросту биохимическая
проблема. Темплеты рибонукленовой кислоты, которыми начинается протеиновая
цепочка в каждом живом организме, использованы, а матрицы, которые
определяют свойства протоплазмы - становятся бесформенными. И ничего
удивительного, если принять во внимание, что они работают беспрерывно около
миллиардов лет. Самое время на капитальный ремонт. В той самой степени, в
которой ограничено время жизни каждого организма, существования колонии
дрожжей или любого другого вида, тем же способом ограничена во времени жизнь
всего органического мира. Всегда считалось, что кривая эволюции идет в гору,
хотя в действительности она давно уже достигла своей вершины и теперь
снижается, ко всеобщему биологическому кольцу. Это, признаюсь, ужасающая и
трудная для усвоения картина будущего, но эта картина единственная
правдивая. Через пол миллиона лет наши потомки, которых сейчас мы воображаем
себе как существа с огромным мозгом, путешествующие среди звезд будут скорее
всего голыми дикарями с заросшими лбами, с воем бегущими по больнице,
абсолютно как неолитический человек попавший в ужасающую инверсию времени.
Поверь, мне жаль их также, как себя самого. Мой полный провал, абсолютный
недостаток права на какое-нибудь моральное или биологическое бытование уже
сейчас заключен в каждой клетке моего тела...
Лента окончилась, кассета крутилась еще минуту прежде чем остановиться.
Пауэрс выключил магнитофон и инстинктивно потер напрягшиеся мышцы лица. Кома
сидела в молчании, смотря на него и слушая стук косточек в коленке, которым
забавлялся шимпанзе.
- Уайтби считал, - прервал молчание Пауэрс, - что молчащие гены
являются последней отчаянной попыткой живой природы удержаться, как
говориться, голову над прибывающей водой. Жизнь всех организмов зависит от
количества энергии, излучаемой Солнцем. В момент, когда это количество
достигнет критического пункта, мы перейдем линию смерти и ничто не сохранит
нас от полной гибели. В защитных целях у живых организмов образовалась
аварийная система, которая позволяет приспособиться к радиологически более
горячему климату. Мягкокожие организмы создают панцири, содержащие большие
количества тяжелых металлов - защитные щиты от излучения. Уайтби утверждал,
что все это заранее проигранное дело, но я временами сомневаюсь... - он
улыбнулся Коме и пожал плечами. - Ну, поговорим о чем-нибудь другом. Как
долго вы знаете Калдрена?
- Более-менее три недели, хотя кажется, чего прошла уже тысяча лет, -
сказала Кома.
- Что вы о нем думаете? В последнее время я как-то не контактировал с
ним.
Кома улыбнулась.
- Я сама не слишком часто его вижу. Он постоянно приказывает мне спать.
Калдрен способный человек, но живет он только для себя. Вы играете в его
жизни значительную роль. Собственно, вы являетесь единственным моим
серьезным соперником.
- Я думал, он просто меня не выносит.
- Это лишь видимость. В действительности он неустанно о вас думает.
Потому постоянно следит за вами. - Она внимательно взглянула на Пауэрса. -
Мне кажется, он чувствует себя в чем-то виноватым.
- Виноватым? - удивился Пауэрс. - Он чувствует себя виноватым? Я
считал, что это мне нужно чувствовать вину.
- Вам? Почему? - Кома заколебалась, но потом спросила. - Кажется, вы
провели на нем. Какие-то эксперименты?
- Да, - сказал Пауэрс. - Но эти эксперименты удались не полностью, как
и многие другие, к которым я был причастен. Если Калдрен чувствует себя
виноватым, то это, быть может, идет от того, что он чувствует себя в
какой-то степени ответственным за мое фиаско.
Он поглядел на сидящую девушку и ее интеллигентные темные глаза.
- Да, думаю, следует вам об этом сказать. Вы говорили, что Калдрен
целыми ночами ходит по комнате, что не может спать. В действительности эта
нехватка сна является у него нормальным состоянием.
Кома кивнула головой.
- Вы... - она сделала движение рукой, словно что-то отрезая.
- Я наркотизировал его, закончил Пауэрс. - С хирургической точки зрения
операция прекрасно удалась. За нее можно бы получить Нобелевскую премию. В
нормальных условиях периоды сна у человека регулирует гипоталамус; поднимая
уровень сознания он дает отдых волосковым структурам мозга и дренирует
накопившиеся в них токсины. Однако, когда некоторые из управляющих петель
оказываются разорваны, пациент не получает, как в нормальных условиях,
сигнал ко сну и дренаж происходит в сознательном состоянии. Все, что он
чувствует, это род временного помрачнения, который проходит чрез несколько
часов. В физическом смысле Калдрен увеличивает наверняка свою жизнь на
двадцать лет. Психе же добивается по каким-то неизвестным причинам сна, что
в результате дает бури, временами терзающие Калдрена. Все это дело лишь
большая и трагическая ошибка.
Кома нахмурила лоб.