имя, только не открывайте его Кифу, он ревнив, хотя и сдержан. А вы мне,
господин Дорон...
"Она идиотка или настолько умна, что удачно играет эту роль?" - подумал
Дорон, внимательно разглядывая собеседницу из-под опущенных век.
- Позвольте, - перебил ее Дорон, - откуда у вас уверенность в том, что
я скажу вам действительно нечто секретное, и откуда у меня уверенность,
что, положим, имя конкурента Кифа Бакеро вы не придумали в ту самую
секунду, как решили его произнести?
- Можно проверить, господин генерал, - спокойно возразила Дина Ланн. -
И я проверю, если не... если у меня не будет веры с первого раза.
- Как?! Как вы сможете меня проверить?! - чуть не закричал Дорон.
- Я женщина, - скромно опустив глаза, сказала Дина шепотом, вложив в
произнесенное слово куда больше содержания, чем мог услышать генерал.
Дорон задумался. Он всегда был далек от сантиментов, его ум был
способен, как хороший компьютер, высчитать поступки людей, ход их мыслей,
орудуя чуть ли не математическими формулами и применяя железную логику. Но
генерал откровенно пасовал, когда перед ним оказывалась женщина, существо
загадочное и алогичное, даже если эта женщина была в его руках, как львица
в клетке у дрессировщика. Интуиция подсказывала Дорону: увы, он имеет дело
с человеком необычным, а потому с ним придется считаться, тем более что
ситуация, в которой они оказались, тоже не из простых. И как дрессировщик
внутренне опасается хищного зверя, вроде бы им прирученного и сидящего, по
крайней мере, в клетке, так и генерал должен глаз не спускать с этой
молодой львицы, способной в любую секунду перекусить ему глотку.
- Хорошо, - после паузы сказал Дорон. - Предположим, я открою вам
какой-нибудь свой секрет. Но достаточно ли ясно вы понимаете, что знание
чужих тайн в принципе дело не безопасное? Я ведь возьму вас на мушку,
дорогая! - Он весело рассмеялся, как если бы, будучи охотником, уже верно
прицелился в свою жертву и предвкушал удачный выстрел.
- Я вас тоже возьму на мушку, генерал, - смело парировала Дина Ланн, и
Дорон мгновенно оборвал неуместное веселье.
- Каким образом?! - вновь воскликнул он с ожесточением. - Вы у меня в
руках - это я понимаю. Но как вы можете взять меня в свои руки? Как?! Кто
я, а кто - вы, моя дорогая?!
- Но ведь мой будущий супруг - президент! - сказала девушка, исчерпав
этим ответом всю сумму своих предполагаемых возможностей, и генерал
вынужден был про себя признать, что в этом был резон: в сравнении с ним
она действительно не более чем "пигалица", но как жена президента...
- Ну-ну! - как бы, с одной стороны, предостерегая собеседницу, но, с
другой, признавая и за ней некоторые возможности, сказал Дорон. - Ну-ну...
Итак, я весь внимание: ваш секрет?
И даже не без интереса слегка наклонил голову.
- Господин генерал, - тихо сказала Дина Ланн, - я жду ребенка.
- Это все? - разочарованно произнес Дорон.
- Нет, не все. Ребенок не от Кифа.
- То есть как это? - смутился генерал. - От кого же?
- По-моему, я сказала вам вполне достаточно.
- А что сделает Киф Бакеро, если узнает?
- А почему он должен узнать? И от кого, господин генерал? От вас? Я вам
отвечу: Киф тогда на мне не женится, и вы потеряете "своего человека" из
его ближайшего окружения. Но если я вдруг перестану вам служить, вы, держа
меня "на мушке", как вы изволите говорить, вполне можете мне отомстить,
тем более что я уже не буду вам нужна как "ваш человек".
- Э-э-э, нет, дорогая! - весело сказал генерал, ощущая теперь весь
разговор с Диной Ланн как игру, а не как серьезную беседу. - Это еще не
секрет. Я, понимаете ли, буду обладателем вашей "тайны", а потом вдруг
родится вылитый Киф Бакеро, этакий Кифенок, и я останусь в дураках? Для
полной ясности я хотел бы знать имя отца, чтобы иметь возможность
проверить факт, а затем, если будет нужда, предъявить необходимые
доказательства. Ну-с, что на это скажете? Ваша очередь, дорогая Дина Ланн!
- Хорошо, - не моргнув глазом произнесла девушка. - Я жду ваш секрет, а
затем в обмен на него назову имя своего любовника.
- Недурно! - с восхищением произнес Дорон, а про себя подумал: "Вот
чертова баба! Какая выдержка! Сколько уверенности в себе! Нет, я
непременно должен заняться тщательным изучением своих сотрудников. Какие
клады! Ну, получай же, сейчас я открою тебе такую тайну, которую способен
открыть разве что палач, сопровождая приговоренного к месту казни!" И
вслух добавил: - Предупреждаю вас. Дина Ланн: услышать то, что я сейчас
вам скажу, будет вам не просто неприятно, но, может быть, даже смертельно
страшно, но вы сами в этом виноваты.
- Я готова.
- Как вы думаете, почему ваш Киф Бакеро стал президентом?
- Вы уже намекнули мне, господин генерал, что это ваша заслуга, хотя
я... Откровенно признаться, я потрясена таким поворотом событий и до сих
пор не понимаю...
- Вот-вот, в том-то и дело, что события действительно должны были
повернуться иначе. Президентом соседней страны должен был стать господин
О'Чики... Припоминаете это имя? Нет?
- Где-то я его, кажется, слышала... Или читала... Нет, не припоминаю.
- Может, это и хорошо, что вы забываете некоторые имена, с которыми
имеете дело в "ангаре". Но ладно. Итак, президентом должен был стать
О'Чики, но не стал, к слову сказать, по вашей милости, ибо именно вы
допустили ошибочку, перепечатывая одну страницу "сценария" и посадив
кандидата на пост президента не слева от статуи Неповиновения, а справа. И
потому господин О'Чики был в тот злополучный вечер убит, а его труп
изуродован до неузнаваемости, признаюсь вам, моими людьми и по моему
собственному приказанию. Все, между прочим, произошло почти на ваших
глазах. Дина Ланн, когда вы ждали своего жениха на свидание...
- А Киф?! - в ужасе спросила девушка, вскидывая глаза на Дорона и уже
догадываясь о том, что он сейчас скажет.
- Да, госпожа Ланн, да, да, да! Вы совершенно верно догадываетесь. В
тот самый вечер ваш жених должен был отправиться на тот свет, и это я
приговорил его к смерти за провал одной чрезвычайно важной операции,
связанной с комиссаром Гардом, к которому, кстати сказать, по глупости
своей вы уже обращались. Впрочем, что за операцию провалил Киф Бакеро, вам
знать не обязательно - достаточно того, что я вам сказал. Таким образом,
судьбу вашего жениха случайно разделил кандидат в президенты О'Чики, в то
время как его судьбу не менее случайно разделил ваш жених... Вам плохо?!
Дитрих! - крикнул генерал, и когда секретарь, словно по волшебству, возник
рядом, коротко распорядился: - Воды ей! И чего-нибудь успокаивающего! Поди
знай... при такой выдержке и такие нервы...
Откинув голову назад и закрыв глаза. Дина Ланн, как сквозь сон, слышала
какие-то шорохи вокруг себя, ощущала какое-то суетливое движение, а затем
почувствовала на губах мятный привкус лекарства. Потом она с трудом
подняла веки и увидела близко над собой прозрачные, словно разбавленные
водой, серо-голубые глаза генерала.
- Ну-с, сделайте глубокий вздох, вот так, превосходно! Приходите в
себя, ведь вы мужественный человек, к тому же я вас предупреждал, - почти
отеческим тоном проговорил Дорон. А затем, убедившись, что Дина слегка
оправилась, добавил деловито: - Итак, его имя?
- Чье? - не поняла Дина Ланн.
- Как чье? Отца ребенка!
Нерешительность и сомнение явно промелькнули в ее глазах, прежде чем
она ответила. Когда же губы ее произнесли слова, мимолетная улыбка, как
легкое дуновение ветерка, коснулась их, оставшись, однако, незамеченной
генералом.
- Мистер Сафар, - кротко произнесла Ланн.
- Кто такой? - тем же деловым тоном спросил генерал, но Дина недоуменно
пожала плечами: мол, господин Дорон, неужели вы этого пустяка сами узнать
не можете, хватит мучить несчастную женщину!
И вот теперь, полулежа на тахте в своей квартире, Дина погладила по
модно стриженной голове пуделя, Сафар тут же исхитрился лизнуть ее розовым
языком прямо в нос, и девушка, одной рукой отодвигая ласкового пса, другой
набрала телефон Розетты. Пока на том конце провода не отозвался мелодичный
голос подруги, Ланн подумала, что из всех возможных мужчин, находящихся в
ее окружении, пудель Сафар, пожалуй, был единственным настоящим
джентльменом, способным не позволить даже генералу Дорону вмешиваться в
его "личные дела" и проверять его "отношения" с Диной Ланн или кем бы то
ни было. Подумав так, девушка невольно улыбнулась, а Розетта, будто увидев
по телефону эту улыбку, сказала в ответ на приглашение "немедленно, как
можно быстрее приехать, есть такие новости, ну, такие, Рози":
- А чему ты улыбаешься?
Разумеется, Дина Ланн была совершенно уверена в том, что очень ловко
провела Дорона. И, забегая вперед, можно сказать, что была близка к
истине, ибо с момента ее ухода от генерала Дитрих сбился с ног, безуспешно
разыскивая в городе и по всей стране загадочного "мистера Сафара",
поскольку ему в голову конечно же не могла прийти мысль искать этого
господина в картотеке клуба собаководов. Впрочем, относительно ожидания
ребенка Дина генерала не обманула, хотя о том, что она беременна, не знал
ни Киф, ни ее родители. Только бездетный дядюшка Дины Ланн Христофор был
введен в курс дела, поскольку у него с племянницей были особо
доверительные отношения: Дина в дядюшке души не чаяла, что было взаимно, и
считала его самым добрым и прекрасным человеком на свете.
Переговорив с Розеттой, Дина едва успела набрать номер Лизи, как в
прихожей раздался звонок, явно чужой, короткий, вежливый и, можно сказать,
официальный: у каждого звонка, как известно, есть "характер", зеркально
отражающий характер того, кто стоит за дверью, не зря мы так часто
угадываем наших гостей и, еще не видя их, как бы заранее знаем, надо ли
нам волноваться в связи с их приходом или быть спокойными. Сафар ворчливо
фыркнул для начала, а потом залился звонким, но, как отметила про себя
Дина, беззлобным лаем. "Наверное, господин Портиш", - подумала она, кладя
трубку на рычаг.
- Ладно, малыш, уймись, - сказала Дина пуделю, - пойдем лучше
посмотрим, кто к нам пожаловал.
Через глазок она увидела стоящего на площадке перед дверью комиссара
Гарда.




20. ПЕРЕД ДОРОГОЙ



Спустя три часа, садясь в вертолет, Гард испытывал внутреннюю дрожь,
которую всегда ощущал, выходя, словно гончая, на прямую, ведущую к цели.
Впрочем, на сей раз прямая, как бы это лучше выразиться, была с
некоторой кривизной, из-за чего цель тоже казалась не слишком ясной.
Однако главным было то, что комиссар Гард получил наконец шанс взять следы
тех, кто, в свою очередь, взял след бывших клиентов подводной части "Фирмы
Приключений".
Справедливости ради надо добавить, что к моменту, когда Гард вылетал в
Даулинг, столицу соседнего государства, куда, судя по всему, перемещались
главные события, из шести "сменивших лицо" гангстеров в живых оставалось
уже пятеро, если не четверо. Прежде всего, на окраине города, у полотна
железной дороги, на рассвете текущего дня был обнаружен изуродованный до
неузнаваемости - все тот же почерк! - труп мужчины с отрубленными кистями
обеих рук. Это обстоятельство наводило на мысль о том, что погибшему была
сделана когда-то операция на пальцах, что и пытались, вероятно, скрыть
убийцы или убийца. А спустя несколько часов Ивон Фрез получил короткую
записку, подписанную настоящим именем его бывшего сподвижника,
исчезнувшего без видимых на то причин около двух лет назад: "Шеф, я гибну,
спасите, если можете. Филипп Леруа". К сожалению, записка более ничего не
содержала: ни описания ситуации, в которую попал Леруа, ни адреса, по
которому его следовало спасать, ни даже намека на то, от кого ему грозила
опасность. Листок бумаги принес мальчишка, получивший его на улице от
незнакомого "дяденьки с бородой" (Леруа, кстати, никогда не носил бороды!)
одновременно с десятью леммами и просьбой немедленно доставить по адресу
на конверте. По-видимому, Леруа уже не имел времени воспользоваться
услугами почты и успел всего лишь сунуть конверт в руки первому
попавшемуся на глаза мальчишке, после чего вновь исчез, не подавая более
признаков как жизни, так и смерти. Впрочем, вовсе не исключалось, что
обезображенный труп, найденный на окраине города, и Леруа - одно и то же
лицо, однако определенно установить это не представлялось возможным, так
как Фрез отпустил ребенка и мальчишка был безвозвратно утрачен, - а кто
еще, кроме него, мог бы опознать в безбородом трупе "дяденьку с бородой"?
С другой стороны, было похоже, что это разные люди, поскольку мальчик
получил конверт от незнакомого человека много часов спустя после
обнаружения трупа.
Что определенно знал комиссар полиции? Он знал, что по следам бывших
клиентов фирмы, как овчарки, неслись люди Дорона, а его людям удалось
всего лишь сесть им на хвост, что, конечно, было немало, но еще ничего не
гарантировало; такой двойной погони, буквально след в след. Гард не помнил
за всю свою долгую и богатую событиями полицейскую жизнь.
Сам он, как уже было сказано, решил перебраться в Даулинг, чтобы на
месте руководить операцией, надеясь в последний момент перехватить у
Дорона инициативу. Туда же, в Даулинг, по данным инспектора Таратуры, уже
двинулись три группы Дорона. Гарду удалось снарядить вслед за ними тоже
три группы своих людей, сформировав их из полицейских и людей, выделенных
Гауснером и Фрезом. Почему именно три группы командировал в Даулинг
генерал Дорон, можно было только гадать. Либо Дороном были нащупаны адреса
трех бывших гангстеров, подлежащих уничтожению, либо генерал гнался за
одним человеком, но для решения задачи пошел на классический вариант,
отправляя в Даулинг группу "захвата" (девять человек), группу "отхода"
(шесть человек) и группу "прикрытия" (пять человек). Увы, Гард такой
возможности не имел, поскольку вся финансовая щедрость полицейского
управления в конечном итоге ограничивалась формированием трех групп по три
человека в каждой. К ним добавлялись по два человека от мафий в каждую
группу. Итого, на все, как говорится, про все - пятнадцать душ.
На Таратуру тем временем он возложил более тонкую задачу: сопровождать
Дину Ланн в ее вертолете, который отправлялся с верхней площадки
аэровокзала примерно через полчаса после отлета комиссара. Обеспечить
присутствие полицейского инспектора в вертолете президента Бакеро,
специально присланного за Диной Ланн, было делом не из легких, но тут Гард
прибег к помощи Интерпола, связавшись через него с полицейскими властями
соседнего государства и объяснив им необходимость присутствия инспектора
Таратуры подле невесты президента в качестве ее тайного телохранителя:
имеются, мол, косвенные данные об угрозе в ее адрес, исходящий от
"противников президента Кифа Бакеро". Эту туманную формулировку с
готовностью приняли в соседней стране, ибо коль скоро она исходила от
могучего соседа и "друга", то проигнорировать ее было никак невозможно.
В результате лаконичных деловых переговоров (а при посредничестве
Интерпола иных, как правило, не бывает) второй пилот вертолета, прибывшего
за невестой Бакеро, должен был внезапно "заболеть", и его заменяли другим
пилотом, то есть инспектором Таратурой, который, как и подобает каждому
уважающему себя инспектору в современном мире, с одинаковой легкостью
водил все движущиеся предметы, начиная с детской коляски и кончая
"летающими тарелками".
Дине Ланн комиссар ничего не сказал об этой операции, но не потому, что
между ними не возникло доверия. Доверие как раз возникло, но ни к чему ей
было знать лишнее. Гарду вообще легко давался контакт с самыми разными
людьми, независимо от их пола и возраста, причем даже в тех случаях, когда
он обращался к ним, как говорится, по делам службы. В отличие от своих
коллег, то есть высших чинов полиции, Дэвид Гард был совершенно не
способен проявлять по отношению к собеседнику индюшиную надменность, столь
свойственную людям бездарным и малодушным. (Впрочем, ни одному индюку, как
бы он ни важничал, еще не удавалось скрыть от окружающих свою плебейскую
куриную сущность.) Гард же всегда был естествен и прост с людьми,
уважителен к ним, доброжелателен, умея при этом оставаться самим собой,
так как не играл в демократы, а был им. Когда же он имел дело с
представительницами слабого пола, то в нем невольно просыпалось
рыцарски-старомодное чувство уважения и едва ли не преклонения перед ними,
чувство, по которому так стосковались живущие в прагматичном обществе
женщины. Стоит добавить к сказанному, что, по мнению Фреда Честера, Гард
только потому остался холостяком, что присущее ему рыцарство не позволило
в свое время отдать предпочтение какой-либо одной из милых его сердцу дам,
так как одновременно с этим ему пришлось бы безмерно огорчить всех
остальных.
Короче говоря. Дина Ланн еще при первом знакомстве с комиссаром
полиции, несмотря на слезы и панику, вызванные исчезновением Кифа Бакеро,
все же смогла интуитивно понять, что люди, подобные Дэвиду Гарду, обычно
встречаются в реальной жизни куда реже, чем среди киногероев. И когда Гард
позвонил в дверь ее квартиры, она не то чтобы обрадовалась, но почему-то
сразу почувствовала себя куда увереннее, чем была, словно рядом с ней
оказался давно знакомый, надежный и мудрый, вроде дядюшки Христофора,
человек.
- Примите, - сказал Гард девушке, едва переступив порог ее дома, - мои
искренние поздравления и, не скрою от вас, одновременные соболезнования,
поскольку генерал Дорон, как мне кажется, сделал все, чтобы омрачить вашу
радость.
- Ах! - воскликнула Дина Ланн. - Вам уже известно? (Гард скромно
улыбнулся и слегка пожал плечами: а как, мол, могло быть иначе?) Я до сих
пор не могу прийти в себя от его гнусного предложения! - продолжала Дина.
- Не надо отчаиваться, - сказал Гард. - Во-первых, вы, наверное,
попытались это предложение отклонить? Хотя я на собственном опыте
убедился, как трудно иметь дело с Дороном: ни хитростью, ни откровенностью
взять его невозможно, только силой! Она одна способна поставить его на
место. Но, во-вторых, я не могу поверить и в то, что вы не сумели хоть
как-то себя обезопасить.
- Откуда у меня, слабой женщины, сила, господин комиссар? - вставила
Дина Ланн. - Конечно, я себя немного обезопасила - но как?! Мне удалось
получить обещание генерала ограничить мою гнусную шпионскую обязанность
возле Кифа конкретными сроками!
- Боюсь, уважаемая госпожа Ланн, что обещание, данное этим человеком,
стоит не больше клятвы лисы добровольно отдать себя на воротник вашего
манто.
Дина Ланн улыбнулась:

- А труп? То есть я хотел спросить вас, не давали ли вам для опознания
труп человека, которого действительно убили... бандиты в то время, когда
вы ждали своего жениха?
- Я бы умерла от страха, сэр, если бы мне его показали. Но комиссар
Гард сказал, что и показывать было нечего... Какой ужас, вы представляете,
господин генерал, что было бы, если бы бандиты перепутали и вместо этого
несчастного убили моего Кифа?!
"Я-то представляю, - подумал про себя Дорон, кисло улыбнувшись одной
половиной рта. - А вот что будет теперь, не предскажет ни один ясновидец
на свете!"
- Уважаемая Дина Ланн, - торжественно начал Дорон. - Я имею к вам
небольшую просьбу и надеюсь, вы не посчитаете за труд ее исполнить. Не
позднее чем сегодня вечером мы, очевидно, переправим вас вертолетом к
президенту Кифу Бакеро. Вероятнее всего, на днях вы обвенчаетесь, и я
сожалею только о том, что, кхе-кхе, теряю столь перспективного сотрудника
и столь прекрасную сотрудницу одновременно! - Дорон даже сам улыбнулся
своей неожиданной шутке, но Дина Ланн, внимательно слушая генерала, никак
на его комплимент не прореагировала, что несколько смутило Дорона. - Хочу,
однако, вас предостеречь, дорогая Дина Ланн, - продолжил Дорон. - Нам
известно, что вокруг Бакеро плетутся разные интриги, и я хотел бы с вашей
помощью уберечь его от неприятностей.
- Какие интриги, сэр? - обеспокоенно произнесла Ланн, и в ее голосе
генерал вдруг уловил нотки, на которые не рассчитывал, видя перед собой
кажущуюся ординарной девицу. - Что вы имеете в виду, господин генерал?
- Я имею в виду, - четко, по-военному сказал Дорон, - что вашему
будущему супругу могут угрожать опасности, и я готов каждый раз оберегать
его от них, как только они возникнут.
- Я правильно понимаю, что опасность не одна?
- Правильно, - подтвердил генерал. - От разных лиц, даже организаций и
как бы растянуто во времени.
- Что же вы хотите от меня? Чтобы я сказала об этом Кифу, предупредила
его?
- Нет. Чтобы предупреждали о них меня. Обо всем подозрительном, что
заметите вокруг президента. А уж я...
- В каком смысле "предупреждала"?
- В прямом. В каком же еще?
- Киф об этом будет знать?
- Не уверен, что надо тревожить его покой.
- Я правильно поняла вас, господин генерал, что вы предлагаете мне
тайное сотрудничество?
"Ого! - подумал Дорон. - Она не так проста, как кажется с первого
взгляда. Давно мне пора заняться своими сотрудниками, чтобы лучше их
знать... - Он вздохнул: мол, где выкроить для этого время? Утопия... - Да,
я, кажется, нарвался не только на этого Бакеро, но и на его "штучку"!"
- Вы меня поняли совершенно правильно, мисс Ланн, - с вами приятно
иметь дело. Между прочим, вы и так уже связаны со мной посредством вашей
секретной работы в институте, и без того у меня ваша расписка о
неразглашении того, что вы там видели и о чем знаете. Но к этому я хотел
бы добавить...
- Извините, генерал, но я не давала расписку докладывать вам или вашим
сотрудникам о том, что происходит со мной за пределами института. Кроме
того, насколько я понимаю, я уже не работаю у вас, господин генерал!
Дорон поднял на девушку глаза, сразу налившиеся тяжестью и какой-то
замутненностью. Дина Ланн внутренне сжалась, она поняла, что хватила
лишку, и откуда только взялась у нее эта смелость, да еще в присутствии
Дорона, прежде совершенно недосягаемого для нее человека, пользующегося
репутацией личности мрачной, всесильной и таинственной, как средневековый
глава ордена иезуитов. Впрочем, собеседники, говорящие на острые темы, в
силу непостижимых законов разговора нередко становятся как бы
сообщающимися сосудами: какое качество убывает у одного, оно немедленно
появляется у другого. Интуитивно почувствовав слабость и минутную
неуверенность генерала Дорона, Дина Ланн ровно на то же время ощутила в
себе прилив силы и смелости.
- Вы ошибаетесь, дорогая, - чеканя каждое слово, произнес Дорон, вновь
беря себя в руки. - Вы были моей сотрудницей и навсегда останетесь ею,
хотя и несколько в ином качестве. От меня уйти просто так, в никуда, еще
никому не удавалось. И пусть вас не обольщает... все это! - Он показал на
столик с винами и фруктами, как бы олицетворяющими другую жизнь Дины Ланн
в недалеком будущем, и "высокую честь", которой удостаивал ее в данный
момент генерал Дорон. - Ваш жених стал президентом лишь благодаря моим
личным усилиям, вам надо знать об этом, дорогая Дина Ланн, и только я могу
сделать так, чтобы он им остался. Вы хорошо усваиваете то, что я говорю?
- Да, - тихо ответила девушка, теряя уверенность по мере того, как ее
приобретал собеседник.
"Ну и прекрасно, - решил про себя генерал. - Хватит ломать комедию, так
мне легче будет договориться".
- Ну и прекрасно, - вслух сказал он. - Итак, я требую, чтобы вы
остались моим человеком, даже став женой Кифа Бакеро. Собственно, от вас
понадобится немного: сообщать моим людям или лично мне - ну, это вопрос
техники, мы его, надеюсь, решим - все, о чем мы с вами уговоримся заранее.
Я же, в свою очередь, при умном и деловом отношении вашего жениха к
сложившейся ситуации гарантирую ему - и вам, естественно, - счастливую и
спокойную жизнь. Это не так уж мало, если считать не на кларки.
- А если я... если мы откажемся?
"Мы"?! Дорон встал, обошел Дину Ланн и сел у нее за спиной в свое
рабочее кресло, стоящее у письменного стола. Все последующее он чеканил ей
в затылок, не видя полных ненависти и страха глаз девушки:
- Так знайте, дорогая, что я уничтожу и вас, и вашего жениха, как мух,
как ничтожных козявок, сотру вас в пыль, и всех, кто знал или помнил о
вашем существовании. И поверьте, что мне это так же легко и просто
сделать, как шевельнуть мизинцем. При этом учтите, что еще не было случая
в моей практике, чтобы угроза, сошедшая с моих уст, осталась
невыполненной. У вас с вашим милым женишком есть только один выбор из
двух: жизнь или смерть, третьего не дано, от меня нельзя спрятаться,
нельзя меня обмануть, нельзя уговорить. Надеюсь, вы понимаете?
Дорон умолк. Дина Ланн как сидела к нему спиной, так и продолжала
сидеть, втянув голову в плечи. "Все, готова!" - решил генерал и, так
решив, несколько мягче продолжил:
- Давайте не будем капризничать, моя дорогая, и зря обольщаться
относительно последствий вашего отказа, тем более что...
И вдруг осекся, увидев взгляд девушки, медленно повернувшейся к нему
лицом. Она глядела на Дорона с нескрываемой ненавистью, а губы ее, кривясь
и дергаясь, словно в агонии, хрипло выдавили:
- Вы чудовище!.. Вы не человек!..
"Этого еще не хватало! - подумал мельком Дорон. - Сейчас будет
истерика... Неужели я перебрал? Неужто теперь и в самом деле придется их
убирать? По правде говоря, сделать это вовсе не так просто, как шевельнуть
мизинцем... Едва вознесли этого идиота Бакеро на престол, как сразу
смещать?! Ни Крафт, ни Воннел, ни сам президент Кейсон такого финала не
одобрят, тем более что ошибка, приведшая к нему, допущена не ими, а
мною... Ситуация!"
- Меня вы можете и ненавидеть, - мирно произнес Дорон, делая над собой
усилие. - К тому же я ни от кого, в том числе и от вас, любви не требую.
Но дело есть дело, уважаемая Ланн.
Он опять перешел на "уважаемую" с "дорогой", она все же поставила его
на место, эта паршивая пигалица, этот сморчок в юбке, этот пуп на ровном
месте, попадись она генералу за пять минут до того, как тщедушный Киф
Бакеро стал президентом!
- Нет уж, дорогой генерал! - вдруг сказала, поднимаясь с кресла, Дина
Ланн, в которую в виде силы мгновенно влилась его секундная слабость и
неуверенность. - Если дело есть дело, и у меня будут кое-какие условия! -
Она решительно подошла к столу и села в кресло справа от Дорона, при этом
по-мужски положив ногу на ногу. Увы, как плохо мы знаем природу самого
загадочного существа на земле, созданного Природой, - женщины, которая
обладает, по-видимому, огромным и невыявленным запасом моральных сил и
возможностей! Да знает ли о них сама женщина, догадывается ли, что
притаилось в недрах ее души?..
- Полагаю, - сказала Дина Ланн, - теперь мы можем начать деловой
разговор?
Дитрих в приемной замер от неожиданности. Затем он тихо привстал и
протянул руку к тумблеру, выключающему трансляцию из кабинета Дорона:
секретарь точно знал, что ему можно слушать, а чего нельзя.




18. В ПОИСКАХ СЛЕДА



Утром следующего дня Честер и Таратура сидели в кабинете комиссара
Гарда, приглашенные им для того, чтобы конкретно решить, как действовать
дальше.
- Наступил критический момент, - сказал Гард. - Или мы опередим Дорона,
и тогда у нас будет шанс размотать всю историю от начала до конца, или он
опередит нас, и тогда на всем этом деле можно ставить большой чугунный
крест.
- Очень образно, - прокомментировал Честер, - но ни на сантиметр не
приближает нас к цели.
Гард недовольно крякнул, но промолчал, чувствуя правоту Честера, зато
Таратура с некоторой завистью посмотрел на журналиста: что позволено быку,
никогда не будет разрешено Юпитеру.
- Ладно, - согласился с Честером комиссар, - от общих слов
действительно надо переходить к делу. Ваши предложения?
- Я думаю о том, что, даже если мы разыщем эту шестерку, - заметил
Фред, - еще неизвестно, захочет ли она посвящать нас в свои тайны всего
лишь на том основании, что мы спасли их от Дорона...
Зазвонил зуммер селекторной связи, и голос комиссара Робертсона
заставил Гарда отвлечься от разговора, а Честера прервать свою речь.
- Гард? Есть еще один трупик, если тебя интересует.
- Кто?
- Женщина. Лет шестидесяти. Обнаружена за городом, в озере. То ли сама
утопилась, то ли ее... Вскрытие еще не делали.
- Роб, документов при ней, конечно, никаких?
- Увы, хотелось бы и автобиографию в двух экземплярах, один в дело,
другой нотариусу... Ты не против, Дэв?
- Спасибо, старина, подождем вскрытия. Даю голову на отсечение, что,
прежде чем сунуть старуху в воду, ее пристукнули или отравили. - Гард
отключил себя от селектора. - Мне кажется, это мисс Флейшбот. Дорон
продолжает чистить конюшню. Как только трещит этот проклятый зуммер, я
мысленно уменьшаю шестерку до пятерых, а потом буду уменьшать пятерку до
четверых, пока мы не останемся при пиковом интересе, как говорят
гадалки... Так что ты вещал?
- Я не вещал, - обиделся Честер, - а высказал предположение, что эти
шестеро будут с нами так же красноречивы, как адвокат, выступающий на суде
бесплатно.
- Тут я надеюсь на Фреза и Гауснера, - сказал Гард. - Несмотря на то,
что шестерка поменяла внешность и фамилии, все эти люди остались их
людьми, а в мафиях порядок строгий. Найти бы!
- Зацепиться не за что, - мрачно констатировал Таратура.
- Да, - подтвердил комиссар, - мы, кажется, никогда еще не оказывались
в таком сложном положении... Может, взять за крылышки этих "стрекоз" на
фирме? Ну-ка, проверим.
Гард набрал номер телефона, и в трубке, усиленный динамиком, раздался
спокойный и вежливый голос одной из девиц, узнать который не представляло
труда:
- Вас слушают.
- Говорит Клод Шааль, - произнес Гард. - Я хотел бы приобрести
небольшое приключение.
- Мы очень рады, господин Шааль! Позвольте поинтересоваться, знакомы ли
вы с нашими проспектами?
- Знаком. Но я хотел бы на всякий случай переговорить сначала с
управляющим.
- Сейчас соединю, минуточку, - с услужливой готовностью сказала
"стрекоза", и тошнота подступила к горлу комиссара: Гард подумал, что, как
в кошмарном сне, сейчас услышит голос покойного, - а в том, что именно
покойного, он не сомневался, - вакха Хартона...
- Нет-нет! - едва успел вымолвить Гард. - Немного позже! Я еще подумаю
и посоветуюсь с родственниками... Кстати, как его зовут?
- Управляющего фирмой? - раздалось в ответ. - Мистер Палаушек, господин
Шааль.
- Премного благодарен. - Гард положил трубку.
Дело было яснее ясного: фирма продолжала безоблачное существование, на
месте Хартона уже сидел какой-то Палаушек, и если "стрекозы" оставались на
своих постах, можно было не сомневаться в том, что, с точки зрения Дорона,
они представляли для Гарда такой же интерес, как ноль, возведенный в любую
степень.
В кабинете наступила томительная тишина, подчеркнутая тиканьем больших
настенных часов. Не сговариваясь, все трое посмотрели на часы, почти
физически ощущая, как с каждым движением старинного маятника безвозвратно
уходит драгоценное время.
- На днях я просматривал в библиотеке редакции старые газеты, - нарушил
молчание Честер, - и мне попалась на глаза интересная заметка. Хотя я не
шахматист, как ты знаешь, но история показалась прелюбопытной...
- Извините, Фред, - перебил Таратура. - При чем тут шахматы?
- Инспектор, - сказал Гард, - разве вы все еще не усвоили простой
истины, что решению сложных проблем нередко помогают весьма далекие
аналогии? Что же касается шахмат, они уже сегодня стали общепризнанной
моделью для изучения человеческой деятельности. Так что давай, Фред,
выкладывай свою историю.
Честер с некоторым высокомерием посмотрел на сконфуженного Таратуру и
произнес:
- Так вот. Однажды один из соперников знаменитого Ласкера заявил
непобежденному в то время чемпиону мира: "Я нашел надежный способ, который
позволит мне устоять против вас". - "Что же это за способ?" -
поинтересовался Ласкер. "Очень простой, - ответил соперник. - Я буду
повторять все ваши ходы, и получится, что вы играете против самого себя!"
- Остроумно, - констатировал Таратура. - И что же? Помогло?
- Не знаю, - признался Честер. - Конец заметки был оборван. Но для нас
не это важно, не результат, а методология. Ты понял меня, Гард? Здесь
есть, мне кажется, рациональное зерно.
- Увы, я туп, как носок моего ботинка, - сказал Гард. - Поясни.
- Поскольку шансов обыграть Дорона у нас немного, не поступить ли как
тот сообразительный соперник чемпиона? Не повторять ли его ходы? Сесть,
как вы говорите, на хвост его людям, и что делают они, делать то же, чтобы
выйти с их помощью на шестерку или кого-то из нее, а в последний момент
перехватить инициативу!
- Теоретически я еще могу это представить, но практически... - сказал
Гард. - Кроме того, как учесть в этой игре людей Гауснера и Фреза?
- Мне кажется, - вмешался Таратура, - их вообще нельзя серьезно брать в
расчет, потому что у Фреза с Гауснером в этом деле может оказаться своя
"игра".
- Резонно, - констатировал Гард, - но несколько поздновато. На кой
леший тогда я с ними связывался, вел переговоры и ударил с ними по рукам?
Наконец, это вообще не по-джентльменски!
- С джентльменами жить - по-джентльменски выть! - сказал Фред Честер. -
Во всяком случае, уповать только на результаты, полученные нашими
временными союзниками, нельзя. Это ясно. Они пусть ищут, дьявол им в
помощь, а наша задача - опередить всех!
- Глупость ты говоришь, - нахмурился Гард. - Выходит, если бы я не
связывался с мафиями, опережать нам следовало только Дорона, а теперь надо
еще Фреза с Гауснером? Сам себе наворотил трудности, чтобы, преодолев их,
испытывать большую радость? Нет уж, дорогие мои советчики, люди из мафий
просто обязаны нам помочь! Что же касается того, чтобы сесть на хвост
Дорону, идея, конечно, превосходная, но как ее реализовать? О людях
генерала мы знаем не больше, чем об интересующей нас шестерке.
И снова все посмотрели на часы и качающийся маятник.
- Есть один ход... - нерешительно произнес Таратура. - Помните,
комиссар, к вам приходила девица... Ну, эта, у которой исчез жених по
фамилии Бакеро?
- Дина Ланн, что ли?
- Так ведь она, во-первых, из дороновского "ангара"! А во-вторых, будет
теперь президентшей, то есть получит такой "пост", до которого Дорону ни
руками, ни зубами не дотянуться.
- В этом что-то есть, - сказал Гард. - Хотя я не очень представляю
себе, что именно... Ну, бывший человек Дорона, ставший от него более или
менее независимым, так? Этого мало, друзья. Можно, конечно, попробовать...
Если у Ланн сохранились какие-то связи с коллегами по "ангару" и если она
ненавидит Дорона больше, чем боится, да к тому же, учитывая свое нынешнее
независимое положение президентши, согласится нам помочь... То есть даст
какую-то информацию об Институте перспективных проблем, которая, в свою
очередь, поможет нащупать людей Дорона, причем именно тех, которые идут по
следу шестерки. Увы, все это весьма сложно и потому проблематично. Хотя у
нас, кажется, других зацепок вообще нет. Генерал Дорон, как ни крутите,
личность незаурядная: он имеет в нашем ведомстве своих людей, а мы в его -
никого! И даже попытки внедрить, насколько мне известно, никогда не
делали.
- Почему же? - вдруг сказал Таратура. - Делали. И внедрили.
- И вам об этом известно?! Я ничего не знаю, а вы об этом знаете?! -
Гард взглянул на инспектора не просто с интересом, а скорее с недоумением.
- Видите ли, господин комиссар, - чуть-чуть равнодушно и явно
актерствуя проговорил Таратура. - Когда я подстраховывал ваш визит к
генералу Дорону, я не снял посты после вашего ухода от него сразу.
- Ну?! - в один голос воскликнули Гард и Честер.
- Они засекли, как к Дорону тайно приезжал... извините, господин
комиссар, но я уж скажу, как есть... - Таратура почему-то перешел на
шепот. - Наш министр Воннел! А вы говорите, - уже своим обычным голосом
закончил инспектор, - что в ведомстве генерала мы не имеем своих людей!
Честер и Гард от души расхохотались, через какое-то время к ним
присоединился Таратура, хотя держался из последних сил. Когда они
отсмеялись, инспектор достал из кармана бумажник, а из бумажника стопку
фотографий, которую молча и торжественно протянул Гарду. Комиссар принял
ее, словно колоду карт, и терпеливо ждал разъяснении Таратуры.
- На двадцать три тридцать вчерашнего дня, - сказал Таратура. - Это все
те, кто побывал у Дорона с того момента, когда на вас поохотился Хартон, и
вы отправились к Дорону пить кофе. А в двадцать три тридцать я посты снял,
боясь, что их засекут. Добавлю, здесь только те, кто побывал
непосредственно в кабинете у генерала или в приемной у Дитриха, что в
принципе почти одно и то же: что думает Дорон, то делает Дитрих.
- Таратура, вы гений! - искренне произнес Гард. - А технически? Почему
вы так уверены, что...
- Вас понял, шеф, - перебил инспектор. - Там есть такой коридорчик,
через который надо пройти, чтобы попасть в приемную или в кабинет. А
коридорчик имеет окошечко и хорошо освещен. Эти люди входили в главный
подъезд, поднимались лифтом на четвертый этаж, где находится резиденция
Дорона, проходили коридорчиком, а потом, вновь пройдя коридорчик,
спускались вниз и выходили из того же подъезда. Кто не попадал на пленку,
"обслуживающую" коридорчик, тот не попадал к генералу или Дитриху, и его,
стало быть, в этой стопке нет. Вот и вся техника, шеф.
- Сегодня же подаю по начальству рапорт о переводе вас на должность
старшего инспектора!
- Не горячитесь, комиссар, - благодарно и иронично улыбаясь, сказал
Таратура. - Мой перевод еще должен санкционировать генерал Дорон...
Они невесело рассмеялись.
Гард стал рассматривать лица на фотографиях, оборотная сторона которых
имела карандашом проставленные дату и время дня. Большинство лиц обладало
разными выражениями: одним - при входе к Дорону, другим - при выходе из
его кабинета. Дойдя до двух физиономий Дины Ланн, комиссар прежде всего
обратил внимание на то, что девушка провела в кабинете генерала не менее
полутора часов, то есть больше всех прочих визитеров, в том числе министра
Воннела, который был у Дорона всего десять минут. Затем Гард сравнил
выражения лиц на двух фотографиях девушки.
- Увы, они договорились. Это видно невооруженным взглядом. Посмотри,
Фред, что ты скажешь?
На одном снимке Честер увидел Ланн, у которой были испуганно-счастливые
глаза и явная неуверенность во всем внешнем облике. На втором изображении
девушка казалась человеком, точно знающим, что нужно делать: губы были
плотно сжаты, глаза источали жесткий и ненавидящий взгляд, весь вид
свидетельствовал о неукротимой воле молодой женщины.
- Пожалуй, ты прав только в том, что она резко изменилась, побывав у
Дорона, - сказал Честер. - А удалось ли им договориться или они крупно
поссорились, я еще не знаю.
Гард еще раз взглянул на обе фотографии:
- Может быть, ты и прав... - Затем обернулся к инспектору Таратуре: - С
этой красавицей я переговорю, найдя какой-нибудь официальный повод. Для
начала потолкуем с ней о событиях того вечера, когда почти у нее на глазах
возле статуи Неповиновения убивали человека... Кстати сказать, до сих пор
неопознанного, Таратура, это нам очень связывает руки. Потом, инспектор,
она - ваша. Остальных я беру на себя. Всего сколько? Ого, двадцать семь
человек, не считая Воннела! - Гард веером разложил фотографии на столе,
как в пасьянсе. - Сколько интеллекта в глазах, какие "мыслители"! Все
физиономии следует немедленно заложить в справочную фототеку ЦИЦа,
получить адреса этих людей, биографические данные, а затем, с учетом их
высокой квалификации, пустить по каждому следу не менее трех
"охотников"... Но где же я возьму около ста полицейских, если на каждую
дюжину надо испрашивать специальное разрешение заместителя министра по
оперативной работе? Нет, так у нас ничего не получится... Может, не все
эти "сократы" имеют отношение к нашей шестерке, хотя они и побывали у
генерала в кабинете? Впрочем, мы вынуждены исходить из худшего. Все! Что
же делать? Видишь, Фред, в каких условиях мы работаем, охраняя покой
граждан нашего государства, если нам приходится преодолевать сопротивление
не только преступников и их сообщников, но и собственного начальства!
Инспектор, надеюсь, последней фразы вы от меня не слышали?
- Если угодно, то и первой тоже, - улыбнулся Таратура.
- У меня в "Вечернем звоне" ситуация немного лучше, - мрачно сказал
Честер. - Тоже приходится действовать не "благодаря", а "вопреки". Но я
нашел выход из положения: говорю своему Верблюду одно, а делаю другое.
- Ну и мы так попробуем, - задорно воскликнул Гард, треснув себя
подтяжками по выпуклой груди. - Таратура, срочно готовьте "липу" по делу
Альфонсо Суареса, будто у него колоссальная клиентура среди моряков,
актеров, пилотов военной авиации, железнодорожников, генштабистов,
портовых проституток и кого еще хотите. Понимаешь, Фред, - повернулся Гард
к журналисту, - мы взяли на той неделе мелкого торговца наркотиками, он
всего лишь пешка в чьей-то игре, но к выводу о том, что он не туз, мы ведь
всегда успеем прийти, не так ли, Таратура? Короче, делаем заявку на
полуроту людей для "операции по наркотикам". Инспектор, через двадцать
минут с заявкой - в приемную министра Воннела! А я прямо сейчас иду к
нему, чтобы заранее слегка припудрить ему мозги!
С этими словами, еще раз ударив себя подтяжками по-груди, а затем надев
пиджак, Гард вышел из кабинета и отправился в район тридцать третьего
этажа, уверенный в том, что министр при всей своей "любви" к комиссару не
откажет ему в срочном приеме, дабы лишний раз не связываться с "этим
неудобным Гардом".




19. СДЕЛКА



В распоряжении Дины Ланн уже не оставалось много времени, а дел еще
было невпроворот. Ей предстояло прежде всего уладить отношения с
адвокатской конторой "Портиш и сын", на плечи которой она решила возложить
все заботы о финансовом состоянии родителей, остающихся в городе. Вдобавок
нужно было как-то успокоить стариков и вывести их из невменяемости,
поскольку они все еще были оглушены происшедшими событиями: и вестью о
предстоящем браке их дочери не с каким-то клерком Кифом, хотя он и был им
симпатичен, а с самим президентом Бакеро, ну и конечно скоропалительным
отъездом Дины за границу. Потом ей предстояло сделать прическу, подобающую
невесте такого жениха, заказать несколько свадебных нарядов, пристроить на
время в надежное место пуделя Сафара, которого ни с собой брать было
нельзя (его почему-то недолюбливал, словно ревновал, Киф), ни родителям
поручить (Сафар почему-то недолюбливал стариков). Затем Дина была намерена
слетать к гимназической подружке Лизи, чтобы обрадовать ее неожиданной
вестью о предстоящем браке, и непременно увидеться с подружкой Розеттой,
чтобы этой же вестью ее огорчить, и так далее, и тому подобное. Наконец,
предстояло сделать телефонный звонок любимому дядюшке, но это она решила
отложить на потом, когда все прочие дела будут переделаны.
Личный вертолет президента Кифа Бакеро должен был забрать Дину Ланн с
площадки шестнадцатого этажа вертолетного аэровокзала ровно в восемнадцать
ноль-ноль. Сколько сейчас? О, куда так стремительно летит время? Ни
секунды не мешкая. Дина набрала номер адвокатской конторы и попросила
господина Портиша как можно скорее приехать к ней домой. Таким же
телефонным образом она решила вызвать к себе двух подруг, чтобы, как
говорится, одним выстрелом убить сразу двух зайцев, и задумалась на
какое-то мгновение о судьбе пуделя, доверчиво лежащего у ее ног с
вытянутым розовым языком и преданно глядящего в глаза хозяйке.
Увы, если бы только судьба Сафара тревожила в эту минуту Дину Ланн!
Разговор с генералом Дороном хотя и внес некоторую ясность в их отношения,
однако ни на йоту не успокоил девушку. Когда женщина одновременно и
ненавидит и боится, можно без сомнения утверждать, что в этом коктейле
ненависти всегда больше, чем страха, который, кстати, "от страха",
простите за тавтологию, иногда вопреки всякой логике обращается в
отчаянную смелость. Так родилось "условие", выдвинутое Диной Ланн в ответ
на предложение Дорона, - однако, заметим в скобках, на что реально она
могла рассчитывать, находясь с генералом примерно в таком же соотношении,
как кролик с удавом или муха с паутиной, сотканной безжалостным пауком?
Ну, пожужжала немного, показав, что умеет, что способна жужжать, ну,
помахала недовольно крылышками или подергала носиком, как дергает кролик,
прежде чем затихнуть перед завораживающим взглядом удава, - а что дальше?
Дальше-то что?
В конце концов, если генерал хочет иметь возле президента Кифа Бакеро
"своего человека" и этим "своим" избирает именно ее, Дину Ланн, в этом
есть какая-то логика, и Дорон по-своему, вероятно, прав, рассчитывая на
успех дела. Но Дина Ланн тоже намерена поставить перед ним условие, если
уж иначе невозможно, и тут ей в логике тоже нельзя отказать. Она хочет
прежде всего, чтобы Киф никогда не узнал об этом, даже не догадался и не
имел основания догадываться. И чтобы, во-вторых, служба генералу Дорону
ограничивалась каким-то разумным сроком, например, рождением первого
ребенка. Не век же ей работать на генерала, тем более неужели Дорон не
понимает, что даже агент, становясь матерью, перестает быть агентом, ибо
обретает совершенно новые заботы, несовместимые с делами тайного
осведомителя? Понимает? Вот и прекрасно!
- В таком случае, генерал, я хотела бы получить от вас на сей счет
гарантии.
Дорон удивился, и, кажется, не тому, что услышал, а тому, что девушка
оперирует такой сложной терминологией.
- Я дам вам гарантии. Дина Ланн, - сказал он, улыбнувшись. - Но не
иначе, как в обмен на ваши.
Малоискушенная в подобных делах Дина Ланн некоторое время смущенно
думала. Когда Киф предложил ей руку и сердце, она сказала ему тихое "да",
и это было все, что гарантировало молодому человеку ее согласие, в котором
он мог не сомневаться. Дина была воспитана в правилах, по которым или
верила людям, или не верила им. И никакие закладные в банке, расписки,
заверенные нотариусом, торжественные клятвы, данные в присутствии третьих
лиц, не увеличивали ее веры и не уменьшали недоверия. Равным образом и она
если что-то обещала Кифу, то не выполнить уже не могла, - да что Кифу,
тому же генералу Дорону, когда расписывалась в том, что будет молчать обо
всем увиденном и услышанном ею в "ангаре": расписка была вне Дины Ланн, ей
вполне хватало словесного обещания, которое она дала при оформлении на
работу. Так или иначе. Дина была способна, общаясь с Кифом, в самом
крайнем случае опоздать на свидание на какие-то десять или пятнадцать
минут, и то из соображений "воспитательных", то есть невинных, а не
потому, что не держала данное слово или была забывчива.
- Я вам обещаю! - твердо произнесла Дина Ланн, глядя Дорону прямо в
глаза, и Дорон, подумав, не менее твердо ответил:
- Я вам тоже! Ну, вот и гарантии, не так ли?
И улыбнулся одними уголками рта.
Она почувствовала: не так! Ее словам можно было верить, а его?
Жизненный опыт ничего не подсказывал Дине Ланн, и вовсе не знание этого
человека, а чувство самосохранения как бы подталкивало ее изнутри,
предупреждая: не верь ему, он злой и коварный, и если твое "да" есть "да",
его "да" может оказаться "нет"! Стало быть, "я обещаю", увы, не проходит,
что же тогда может "пройти"?
Дина прикусила нижнюю губу, мучительно соображая, и вдруг произнесла,
поразив даже видавшего виды Дорона:
- Господин генерал, давайте договоримся так. Я вам открою какой-нибудь
свой секрет, а вы мне - свой. Тогда не только я буду у вас в руках, но и
вы - в моих. И мы сможем доверять друг другу:
- В каком смысле "секрет"? - несколько обескураженно спросил Дорон.
- Ну, тайну! - объяснила Дина Ланн, как будто перед ней сидел не
крупный государственный деятель, чиновник, да еще с такой мрачной
репутацией, как генерал Дорон, а близкая подружка вроде Лизи или Розетты.
- Например, я могла бы сказать вам, что, кроме Кифа, за мной ухаживает и
даже сделал предложение... ну, еще один молодой человек. Я назову вам е

молчал, опасаясь людей из фирмы больше, чем меня.
- Где он теперь? - спросил Гард, подумав, что вот наконец у него в
руках ниточка, за которую можно размотать весь клубок.
- Увы, комиссар, теперь он будет молчать, даже беседуя с вами. Ему
осталось только поговорить с Господом Богом.
Гард от досады даже треснул себя по колену:
- Что вы наделали, Ивон, зачем же так! Вы хоть поняли, кто командует
теми людьми, которых он боялся больше, чем вас?
Фрез пожал плечами, а Гауснер снова поднял очки, с интересом ожидая
продолжения.
- Ладно, дойдем и до этого, - сказал Гард. - Но и то, что ваши люди
сменили биографии, тоже не главное. Дело в том, что за минувшие сутки из
девятнадцати, не считая одного, который на совести у Фреза, пятеро убиты,
а семь человек бесследно исчезли. Итого - двенадцать. Ваш, Ивон,
тринадцатый. Такая же участь ждет оставшихся... шестерых? Да, шестерых! Я
пришел к вам в надежде совместными усилиями спасти их, а для этого надо
знать, где они находятся, под какими именами живут, иначе опасность не
предотвратить.
- Прошу прощения, комиссар, - сказал Фрез, - вернемся к началу. Вы
действительно уверены, что все они купили приключения в этой фирме?
- Не валяйте дурака, Фрез. На пустопорожние разговоры у нас нет
времени. Я не исключаю, что именно в этот момент затягивают петлю на шее
кого-то из шестерки.
- Гауснер, - спросил Фрез, - а что вы думаете об этом?
- Комиссар прав, - веско заметил Гауснер. - Один мой, как я уже
вспоминал, вернулся живым, но я точно знаю, что толку от него нет и не
будет.
- Барроу? - спросил Гард. - Мэтьюз Барроу?
- Да, он, - подтвердил Гауснер. - Купил это дурацкое приключение и,
представьте, сошел с ума. Я оставил его в покое: черт с ним, пусть живет!
- Нет, не живет, - поправил Гард. - Вчера вечером Мэтьюз Барроу задушен
у себя в комнате собственными подтяжками.
Наступила пауза, в течение которой Гауснер поднял на лоб очки, а затем
вновь опустил.
- Кто ж его так? - как бы между прочим спросил он, лениво посмотрев,
однако, на Фреза, но получил от коллеги быстрый и выразительный жест
рукой: нет, мол, работа не моя!
- Генерал Дорон! - сказал твердо Гард, решив, что пора. - Поэтому я у
вас. Эта фирма работает на Дорона. Генерал знает, что я взял след, ему
необходимо теперь убрать свидетелей. Если вам не жаль ваших людей, так и
скажите, и нашей встречи не было. Но если вам не безразлична их судьба...
- При чем тут судьба, комиссар? - перебивая Гарда, сказал Гауснер. -
Вам надо "достать" Дорона? Ну что ж, мы поможем вам только в том случае,
если и нам это не помешает. Я так выразился. Фрез?
- От истинно великого человека иного ждать невозможно, - серьезно
заметил Фрез. - Откровенно говоря, я хоть газет и не читаю и ничего не
смыслю, предположим, в науках, но Дорон давно у меня на мушке со своим
Институтом подлых проблем.
- Ха-ха-ха! - не удержался Гауснер. - Подлых! Вы хорошо сформулировали.
Фрез. Я тоже с генералом не в ладах и даже запустил в его клетку птичку на
случай, если когда-нибудь мне захочется услышать ее чириканье.
"Прекрасно, - подумал Гард, хотя и не очень понял намек Гауснера. -
Если не брать в расчет эмоции, надо сделать вывод о том, что они, кажется,
уже встали на деловые рельсы. А я, наивный, хотел найти к ним путь через
сострадание к их же людям!"
- Короче, взвешивайте, - сказал комиссар. - Ваш ответ мне нужен теперь
же, потому что я осложню себе задачу, если упущу этих шестерых, с помощью
которых хочу понять смысл и цель существования "Фирмы Приключений".
Повторяю: если я упущу этих шестерых, вы мне больше не нужны.
Откровенность, так сказать, за откровенность, пусть будет деловая
основа с обеих сторон.
Помолчали.
- Я так полагаю, что найденным "покойничкам" с вашей стороны ничего
грозить не будет? - сказал Гауснер. - Хотя, конечно, что это со мной,
настоящий склероз. Разве такие вопросы задают, если ответ очевиден?
- И тем не менее отвечу, - сказал Гард. - Я предъявляю обвинения тогда,
когда могу дать суду факты. Кажется, я уже отмечал, что у этих людей не
тот случай.
- Но позвольте спросить вас, комиссар, о моем Джозефе Ли, - начал Фрез.
- Он был так неосторожен, что слегка наследил...
- Этого человека нет в списке, - сухо сказал Гард. - Не торгуйтесь.
Фрез. В следующий раз, надеюсь, Ли будет работать чище, а к этому нашему
общему делу он отношения не имеет.
- Ну ладно, - улыбнулся Фрез. - Не обижайтесь, комиссар, уж и пощупать
вас нельзя? Скажите лучше, как, собственно, и чем мы можем помочь? Мы ведь
сами не знаем, кто из "покойничков" кем стал и кто на данный момент снова
вернулся в покойники.
- Вот второй список. - Гард протянул им бумагу. - Здесь двенадцать
убитых и пропавших без вести; я не считаю того, которого, к сожалению,
убрал Ивон Фрез. Против каждой фамилии стоят "особые приметы", которые нам
удалось установить и по которым вы, надеюсь, опознаете дюжину своих людей.
Таким образом, в живых пока шестеро, и методом исключения вы их узнаете.
Затем мы вместе подумаем, через кого и как можно выйти на них в самом
срочном порядке. Вам ведь должны быть известны их привязанности, привычки,
любимые места и любимые женщины? Короче, опознавайте.
Главари углубились в чтение. Наконец Гауснер сказал:
- Ну, Барроу - мой. Он не в счет, вы его сами знаете. А вот этот,
который часто напевал "Ущипни меня, козочка!", похоже, Осборн... Милован
Осборн, да.
- А Карне, - добавил Фрез, - это, без сомнения, малыш Пакетбот, который
глотал виски только из стаканов... И шепелявый вовсе не Жак Бартон, как у
вас написано, а, похоже, мой Жак Клейн. В слове "шалаш" он делал несколько
"ф": фалаф!
- Могу, вероятно, добавить Сомерса, - заметил спокойно Гауснер. - У
меня был один мальчик, который до такой степени ненавидел кошек, что его
рвало, извините за выражение, когда они его касались. В списке он значится
под номером девять... И, кажется, ваш Пуа - не Пуа, а Куин, который носил
кличку Артист, он действительно не без способностей и умел
перевоплощаться...
- Все ясно! - сверкнув рысьими глазами, вдруг воскликнул Фрез. - Он,
наверное, и убрал моего Эллери, представившись коммивояжером, продающим
порнографические кассетные фильмы, а мой дурак клюнул!
- Чтобы убрать Эллери, - веско возразил Гауснер, - не надо
перевоплощаться: он такой идиот!
- Идиот?! Тогда как ему удалось увести у ваших людей из-под носа целый
пульман с гашишем? - Фрез оглянулся на Гарда и вдруг рассмеялся: -
Конечно, мы шутим, комиссар, надеюсь, вы это понимаете? Не правда ли,
коллега?
- Шутим, шутим, - вяло подтвердил Гауснер.
- Не отвлекайтесь от дела, - сказал Гард. - Я все понимаю правильно.
Через некоторое время, сведя "сальдо" и "бульдо", они пришли к выводу,
что шестеро оставшихся в живых - это Джон Валонте, Филипп Леруа, Билл
Райт, Фредерик Грель, Мишель Асани и Аль Почино. Был бы и седьмой, Хосе
Тарделли, но именно его угораздило встретиться с Ивоном Фрезом после
воскрешения из мертвых. Отличительными признаками этой шестерки Гауснер и
Фрез занимались ровно минуту, после чего против их фамилий в списке
появились необходимые слова. Когда с "признаками" было покончено. Гард
сказал:
- Вы можете бросить своих людей на розыск? Обладаете такой
возможностью?
- Обладать-то обладаем, - не сразу ответил Гауснер, по-бульдожьи глядя
на комиссара, - но, во-первых, не всех. Дела! Во-вторых, будет ли эффект?
Мой Леруа, например, вечно околачивается на бегах, он и теперь туда ходит,
не сомневаюсь. Но уже с другой, как вы говорите, физиономией. Как его
узнать? Правда, он еще курил трубку, но сколько человек на трибуне с
трубками в зубах? Десять? Сорок? Сто?
- Если бы у всех "трубочников" проверить пальцы! - мечтательно сказал
Фрез. - Розовые подушки? Да курит трубку? Да на бегах? Гауснер, он и есть
ваш Леруа, чего тут гадать!
- Кроме того, - добавил Гард, - можно проверить их старые связи:
родственников - родителей, детей, жен... Откровенно признаться, я не
понимаю двух вещей. Почему вы их не искали сами и почему они не
возвращались к вам, пусть даже в другом обличье?
Фрез с Гауснером вновь переглянулись.
- Между нами, комиссар? - сказал Фрез и, получив молчаливый кивок
Гарда, продолжил: - Если мой человек исчезает хотя бы на сутки и я не
знаю, где он был эти двадцать четыре часа и чем занимался, возвращаться
ему уже нет смысла. Ко мне.
- А если вы его случайно встречаете?
- Тогда он так же "случайно" уходит туда, куда ушел Тарделли. Мы
_такого_ не любим, комиссар. Исчезновение пахнет двойной игрой, а Гауснер
тоже не хочет, чтобы его человек работал одновременно на меня. Или на вас.
На Дорона... Всякое может случиться.
- Я думаю, дело не только в этом, - добавил Гауснер. - По всей
вероятности, их на чем-то подлавливали. Кто? Та же "Фирма Приключений",
иначе говоря, люди Дорона. И нашим ребятам ничего не оставалось, как
менять шкуру. Но на чем их подлавливали и зачем, я не понимаю. Может, вы
понимаете, комиссар? А мы их не искали потому, и здесь Ивон совершенно
прав, что закон мафии... простите, комиссар, что я без стеснения произношу
в вашем присутствии это слово, ситуация мне не препятствует... Так вот,
закон мафии гласит: мы не благотворительное общество, нам некогда спасать
тела и души своих людей.
- Достаточно того, - вставил Фрез, - что мы даем хороший заработок,
роскошную жизнь и кучу потрясающих приключений, даже и не снившихся этой
фирме! Сказать по правде, комиссар, вы слабее нас потому, что у вас есть
"идеи", "правила", вы обладаете "жалостью" и "состраданием", хотя вас куда
больше, чем нашего брата. Мы все вот тут! - Он сжал в кулак руку. - Вот
тут, когда надо! И мы все вот тут, когда не надо! - И Фрез разжал кулак на
пять отдельных пальцев.
- Он хочет сказать, - пояснил Гауснер, хотя Гард и без него все понял,
- что каждый в ответе за организацию, но организация за каждого не
отвечает... Слушайте, Гард, а что, если мы обратим вас в свою веру? А? Чем
черт не шутит! Просвещаем, просвещаем, а потом... Тем более что в ваших
способностях лично я никогда не сомневался.
- Комплимент за комплимент, - улыбнулся Гард. - Вы тоже умеете
действовать эффективно и быстро.
- Короче говоря, - вмешался Фрез, - если вас выкинут из вашего
ведомства, комиссар, от чего зарекаться никто не может, прошу учесть: я
рад буду видеть вас своим помощником.
- Не слушайте эти глупости. Гард, - проговорил веско Гауснер. - В
случае служебных перемен, которые возможны как по вашей воле, так и помимо
нее, я предложу вам место моего компаньона! К слову сказать, среди ваших
коллег, как вы, вероятно, догадываетесь, мы давно имеем своих людей...
- Замолчите, Гауснер! - вдруг резко оборвал коллегу Фрез. - Вы не
видите, что он сейчас вам врежет?
Они все засмеялись, в том числе и Гард, правда, его смех был горьким.
- Ладно, - сказал он, - пошутили, и достаточно. Мы отвлеклись. Мне
совершенно наплевать на ваши законы и правила игры, мне важнее, чтобы вы
приняли участие в моем деле, я даже прощаю вам откровенность и неуместные
предложения. Кроме того, у нас сейчас общий враг, смею надеяться. Кстати,
Дорон самый опасный ваш конкурент, его мафия со временем перемолотит ваши
организации.
Фрез торжественно протянул Гарду ладонь:
- По рукам, комиссар!
- Минуточку! - предупредил Фреза Гауснер. - Дело есть дело, а выгода -
выгода. Допустим, мы поможем вам "достать" Дорона, что будем за это иметь
конкретно?
- Вам этого мало?! - Гард даже опешил от неожиданности. - Ну, Гауснер,
не ожидал такого афронта от "великого" человека! Не склероз ли у вас,
дорогой? "Достать" Дорона - прежде всего в ваших интересах, и я хотел бы
видеть, как вы это сделаете без меня! Если же я с вашей помощью его все же
"достану", я хотел бы узнать, что буду иметь от вас!
Теперь искренне недоумевали главари мафий.
- Речь идет о деньгах, комиссар? - осторожно поинтересовался Фрез.
- Нет, конечно! - ответил Гард. - Я говорю о некоторых льготах с вашей
стороны.
- Например?
- Например, гарантию со стороны ваших организаций относительно
неприкосновенности всех моих людей.
- Нет, не деловой подход! - пришел в себя Гауснер. - Не деловой!
Предлагаю паритет: ни вы нам ничего, ни мы вам. Сделаем дело ко всеобщему
удовольствию, если, конечно, сделаем, и мирно разойдемся. Так будет
вернее.
Они встали, сошлись у камина и скрепили договор молчаливыми
рукопожатиями. Затем Фрез удалился в соседнюю комнату и вернулся оттуда в
сопровождении Карела Кахини, который почему-то шел за ним на цыпочках и
глядел так, как глядят люди, вышедшие из кромешной темноты на яркий свет.
- Отдаем вам вашего друга, - щедрым жестом сопроводив эти слова,
проговорил Ивон Фрез. - Он хороший малый, но всякое могло быть.
- Неужто держали его в заложниках? - засмеялся Гард. - В его
собственной квартире?! Извини, Карел, я был о тебе лучшего мнения.
- Что ты, Дэвид, Фрез пошутил! - кисло улыбнулся Кахиня. - Я там
смотрел телевизор. Такая игра!..
- Кто победил? - спросил Гауснер.
- Новый президент! - засмеялся Карел, вновь обретая свое обычное
состояние. - Представьте, во время матча они совершили бескровный
переворот!
- Я думаю, - заметил Гауснер, - бейсбол специально изобрели для того,
чтобы удобнее было делать перевороты, начинать войны и грабить банки.
- Но президент так молод, что ему лучше бы выйти на поле, чем на
трибуну для принятия присяги! - сказал Кахиня. - На вид лет двадцать пять,
не больше!
- Ну и прекрасно, - сказал Гард, прерывая Карела. - Наш разговор,
полагаю, окончен? Тогда несколько технических деталей. Связь держим через
нашего общего друга Карела Кахиню. Непосредственно на меня не выходить.
Поскольку в деле будут участвовать три группы - ваша, моя и, само собой,
генерала Дорона, определим для конспирации действий и опознания "своих"
пароль. Ваши предложения?
- Ничего не понимаю! - воскликнул Кахиня. - В моем доме комиссар
полиции о чем-то договорился с не менее уважаемыми джентльменами, а я, как
последний болван, должен держать между ними связь? Гард, ты, может быть,
введешь меня в курс дела? Что это за три группы, какую охоту ведет Дорон,
что за пароль?..
- Много будешь знать, скоро состаришься! - заметил, улыбнувшись,
Гауснер.
- Отлично! - сказал Ивон Фрез. - Вот вам и пароль: "Вы не введете меня
в курс дела?" Отзыв: "Много будете знать, скоро состаритесь!"
- Пусть будет так, - после паузы согласился Гард. - А теперь... - Он
чуть было не произнес "друзья", хотя ощущал себя в обществе гангстеров не
другом, а скорее сообщником. - Теперь за дело! ("В конце концов, -
сформулировал он окончательный вывод, который конечно же не рискнул
произнести вслух, - клин вышибают клином!")
На прощанье Гауснер сказал:
- Еще одна мелочь, комиссар. Хотя вы и обмолвились вначале, что у вас
нет особых претензий к нашим "покойничкам", если мы эту шестерку найдем,
ей, полагаю, некоторое время все же лучше посидеть у вас за решеткой? Так
будет спокойнее, вы не находите?
- Я бы не сказал, что это самый надежный вариант.
- Впрочем, это уже ваша забота, как охранить их от Дорона. А я люблю в
таких случаях держаться в тени, ибо только тень, в отличие от света, дает
изрядные преимущества, комиссар. Или я ошибаюсь?
- Великий человек! - воскликнул, как всегда серьезно, Фрез. - Ни одна
мелочь от него не ускользнет, - а вы еще жалуетесь на склероз, дорогой
коллега!
- Ой, просто беда от склероза, - поддержал Гауснер. - Иногда выкидывает
такие сюрпризы, хоть обращайся к врачу!
Гард вежливо улыбнулся в ответ, но ничего не ответил. "Я совершенно не
знаю эту публику, - подумал он. - То ли действительно ждать от них помощи,
то ли сюрпризов..."
Перед тем как попрощаться с Гардом, Кахиня тихо спросил:
- Мальчишник все же готовить? Или ты передумал?
- Готовь. Обзвони ребят и назначь, как я уже говорил тебе, на
воскресенье. Там же, в двадцать ноль-ноль.




17. ДИНАЛАНН



В более критическую ситуацию Дорон еще не попадал за все свои пятьдесят
два года жизни, если не считать, конечно, того момента, когда его ныне
покойная матушка размышляла о том, сохранять ли ей беременность или
избавиться от нее.
Во-первых, как только "сценарий" пошел в дело и едва новый президент
соседней страны принял присягу, позвонил Крафт-старший и ядовито сказал:
- Что случилось, генерал? Вы уже написали рапорт об отставке?
Гляньте-ка на экран телевизора!
Дорон глянул и обомлел: в качестве нового главы государства присягу
принимал не О'Чики, с которым работали долгих три месяца, которого отлично
приготовили к новой роли и от которого получили все необходимые гарантии
как в устной, так и в письменной форме, а какой-то тип, впервые генералом
созерцаемый.
Во-вторых, через десять минут выяснилось, что этот тип, этот желторотый
болван с гнусной рожей не кто иной, как сотрудник "ангара" Киф Бакеро,
виновник ошибки, из-за которой погиб Хартон, и потому приговоренный
Дороном к небытию. Ничего себе, если все приговоренные станут превращаться
в президентов соседних государств, просто стран не хватит!
В-третьих, выяснилось, и довольно быстро - тут уж Дитрих постарался на
совесть, - что О'Чики оказался не слева от статуи Неповиновения, где ему
надлежало быть, а почему-то справа, где как раз должен был находиться этот
негодяй Киф Бакеро, - отсюда и роковые последствия. Дьявольщина! Обе
группы нюхом учуяли подозрительное сгущение обстановки и стали действовать
так, будто из их лап вот-вот выхватят добычу (что, впрочем, было недалеко
от истины). Будущего президента молниеносно "убрали", а ублюдка Бакеро с
тем же блеском профессионального рвения сунули в вертолет, вывезли за
границу, вложили в руки текст и заставили принести присягу, а затем и
прочитать обращение к народу по телевидению, так и не позволив очухаться
от происходящего. Ублюдок он, конечно, ублюдок, но ему, однако, хватило
ума не раскрыться до поры до времени, - раскройся он, и его немедленно
отправили бы вслед за О'Чики!
При виде никому не известного щенка у местных политиков и генералов,
само собой, отвалились челюсти, но в трудный момент переворота лучше
немедленно посадить в кресло хоть гиппопотама, хоть марсианина, чем
выказать растерянность и допустить заминку. Проклятие! Самому Дорону
пришлось мчаться в "ангар", дабы срочно сочинить этому щенку
"отечественную родословную", приличную биографию и "гражданские подвиги".
Да еще пришлось цыкнуть на слишком уж неподатливых местных олухов: кто
надо, тот и стал президентом, поддерживайте, а не то... Хуже, чем ошибка,
- анекдот! А изначальной виновницей всего оказалась некая Дина Ланн,
рядовая машинистка из "ангара", которую, кажется, придется сделать
законной президентшей, - Бакеро уже дал знать репортерам, что она - его
невеста и что работает Дина Ланн у генерала Дорона в ИПП!
Наконец, едва ли не самое скверное: вся ситуация "засветилась" и стала
известна официальным лицам, к которым успели обратиться родители Кифа
Бакеро и эта кретинка Дина Ланн, когда молодой человек исчез. Ладно бы они
побывали у комиссара Робертсона, или у Воннела, или у любого другого
черта-дьявола из полицейского ведомства - так нет, угораздило их попасть к
Гарду, с которым вынужден считаться сам министр внутренних дел! Стало
быть, в такой ответственный и неблагоприятный момент "засветилась" не
только "Фирма Приключений", но "горел", можно сказать, весь Институт
перспективных проблем во главе со своим хозяином!
Дела...
- Дитрих, где эта пигалица? - спросил генерал секретаря, уже десять
минут молча стоящего напротив него.
- Здесь, - коротко сказал Дитрих.
- Давно?
- Десять минут.
Собственно, Дитрих потому и вошел в кабинет, что приказание генерала
было выполнено: Дина Ланн в назначенное Дороном время явилась из "ангара"
в приемную.
- Долго! - с недовольством в голосе проговорил генерал, как будто
виноват был Дитрих.
Для менее почтенных гостей сидеть в приемной по полтора часа было
недолго, но Дитрих понимал, что здесь ситуация особая, его шеф здорово
влопался в неприятность, поскольку в приемной сидела, возможно, вовсе не
машинистка из "ангара", а жена президента соседней страны. Тем не менее
Дитрих терпеливо ждал, пока хоровод мыслей не завершит свой танец в голове
шефа, за которую Дитрих поставил бы сейчас раз в десять меньше, чем до
всей этой истории.
- Да, генерал, долго, - сказал он, выдержав паузу.
- Так пусть войдет! - заорал Дорон, что весьма редко случалось с ним, и
Дитриха словно током ударило, все внутри у него завибрировало, он так и не
научился спокойно реагировать на вспышки гнева Дорона.
Попятившись к двери, Дитрих задом вышел в приемную, затем обернулся к
Дине Ланн, изобразил на лице подобие улыбки, означающей вежливость, и
указал рукой на приоткрытую дверь:
- Вас ждут, госпожа Ланн.
Дина вошла - нет, впорхнула! - в кабинет, счастливая, как, впрочем, и
обескураженная тем, что ее Киф, живой и невредимый, мгновенно сделал столь
блестящую и совершенно непостижимую карьеру. Она и не подозревала за своим
женихом столь украшающей настоящего мужчину сдержанности: ведь Киф ни разу
не обмолвился, что намерен стать президентом! (Когда Дина Ланн,
захлебываясь от восторга, рассказала о событии своим родителям, те
обнялись и заплакали, а ее любимый дядюшка Христофор чуть было не лишился
дара речи и только вымолвил в телефонную трубку: "Ну и подарок, моя
дорогая девочка!") Итак, впорхнув в кабинет к ранее недосягаемому даже в
мыслях генералу Дорону, Ланн увидела шефа не сидящим за своим огромным
письменным столом, а идущим ей навстречу с рукой, скромно приготовленной
на случай, если дама протянет свою для поцелуя. И Дина, подумав мгновение,
протянула. Генерал неловко принял ее лапку в огромную холеную лапищу и
приложил к губам, всего лишь приложил, и Дина почувствовала сухость и
шершавость наждачных губ генерала.
- Прошу! - Дорон указал на кресло, стоящее возле низкого столика с
набором вин и коньяков, фруктов и оранжадов, каких-то невероятных
сладостей в еще более невероятных по конфигурации хрустальных вазах и
вазочках.
Ланн села, а генерал, выждав, когда она удобно устроится в кресле,
приземлился, как вертолет, прямо сверху в кресло напротив.
Помолчали.
- Прошу не стесняться, - сказал генерал, щедрым жестом показав на
фрукты и вина. По всей вероятности, у него было немного опыта общения с
женщинами, которые, тем более из его подчиненных, а стало быть,
микробоподобных, вдруг превращались в особ, требующих повышенного к себе
внимания. - Что прикажете?
- Благодарю. Если можно, оранжад, - рискнула произнести Дина Ланн, да и
то лишь по той причине, что у нее от волнения пересохло во рту.
Генерал наполнил бокал золотым напитком и откинулся на спинку кресла,
прищурив глаза.
- Кхе! - кашлянул он затем, готовясь к разговору, вести который ему
было весьма непривычно: он все же оставался генералом, даже находясь в
обществе вполне цивильном, притом женском. - Я должен поздравить вас, мисс
Ланн, с получением такого поста... Извините, лучше сказать... с
вознесением на такой пост вашего... кхе!.. жениха.
- Премного вам благодарна, сэр, - сказала счастливая девушка; ах, если
бы она знала, куда должен был вознестись ее возлюбленный по истинному
желанию и приказу этого генерала! - Как вы думаете, сэр, как скоро я могу
его увидеть?
- Это зависит только от вас, - с каким-то странным и непонятным намеком
ответил Дорон. - И позвольте спросить вас, сударыня, почему вы вчера... а
точнее сказать, зачем вы вчера обращались в полицию?
- К комиссару Гарду? - переспросила Ланн. - Так ведь Киф не пришел на
свидание! - Она была наивна и восхитительно искренна. - Такого с ним
никогда не случалось! Никогда! Как бы сильно мы ни ссорились, господин
генерал! А тут еще рядом, наверное, убивали человека... Я сама слышала его
ужасный крик и, конечно, решила, что это...
- Комиссар Гард знает, что с вашим женихом все обошлось более чем
благополучно? - перебил Дорон.
- Разумеется! Ведь он и позвонил мне, когда Киф выступал по
телевидению. Я переключилась на первый канал, увидела Кифа и больше ничего
не помню: меня едва откачали врачи... Я даже не знаю, кто их вызвал.

не какой-нибудь рядовой "стрекозой", а самим управляющим Хартоном?
Возможно. Если возможно, то необходимо немедленно засадить Таратуру за
список работников фирмы, выяснить их наличие, а затем организовать... как
лучше выразиться: их охрану или слежку за ними? "Но скорее всего, - думал
Гард, - убирали не сотрудников, а клиентов фирмы, причем не таких, как
Фред Честер, которые, не выходя из кабинета управляющего, испытали
невинные приключения, а таких, как Мэтьюз Барроу, то есть побывавших в
глубине, в подводной части айсберга и вынырнувших "оттуда".
Но если так, если Луи Карне полагать в одном списке с Барроу, он тоже,
выходит, в свое время купил приключение без гарантии и ему тоже сохранили
жизнь, которой теперь лишили? Но почему в таком случае Карне не значится в
списках клиентов фирмы и его нет, да и не было, в составе молодцов Фреза и
Гауснера?
Стоп! Гард даже резко затормозил и остановился посередине улицы, как
будто движение "мерседеса" могло сбить его с неожиданно интересной мысли.
А что, если предположить... Что, если Луи Карне все же один из
девятнадцати? Мертвец, оживший под чужой фамилией, с чужими документами, с
другим лицом и даже расставшийся с отпечатками пальцев?!
Прелюбопытно...
Кто там гудит сзади? Гард медленно тронул машину. Стало быть, Луи
Карне, в прошлом гангстер, покупает у фирмы приключение без гарантии, а на
самом деле - другую "чистую" жизнь. Да за это, откровенно говоря, не жаль
заплатить! Есть тут логика? Есть. Вот он, секрет фирмы! Гард
удовлетворенно засмеялся, но тут же прервал смех, подумав, что именно с
таких проявлений, вероятно, и начинается помешательство, когда человек
смеется наедине с собой, а затем, чего доброго, начинает сам с собой
разговаривать вслух, уверенный в том, что имеет дело с прекрасным
собеседником.
Надо ждать! - такова главная тактика на ближайшую ночь. Листочки уже
есть, будут и ягодки. И временная пассивность комиссара полиции с лихвой
компенсируется потом его утроенной активностью.
В оперативном зале Гарда уже ждал вызванный им прямо из машины по рации
инспектор Таратура. "Интересно, если бы он схватился с Дитрихом, то чем бы
закончилась схватка?" - некстати и мельком подумал Гард. Но тут на пульте
в районе порта вспыхнула красная лампочка тревоги, и динамик хрипло
проговорил:
- Господин комиссар, тут придавили одного! Машиной!
- Как придавили? - спросил дежуривший Робертсон. - Он жив?
- Да нет, вроде кончился... Треснули "кадиллаком", и с приветом, ни
номера, ни цвета, а меня позвали, когда этот уже ни бум-бум...
- Что за рапорт?! - вспылил Робертсон. - Доложите по форме и без
дурацких "бум-бумов"!
- Докладывает сержант Майлс, господин комиссар, извините, это я от
волнения, - прохрипел динамик. - Понимаете, его прижали передним бампером
к каменному забору порта и давили, пока он не кончился. Документы у него
на имя Жака Бартона. По виду - лет сорок. Тут темно, я почти ничего не
вижу...
- Так возьмите фонарь! - вмешался Гард, заражаясь раздражением
комиссара Робертсона. - Что за тупость такая, Майлс? Гард говорит.
Посмотрите на кончики пальцев погибшего. Видите их?
- Вроде вижу, господин комиссар.
- Розовые?
- Как вы сказали?
- Я говорю, подушки у каждого пальца розовые?
- Вроде розовые...
- Почему "вроде"? - взревел, не выдержав, Робертсон. - Вы что, Майлс,
дальтоник?
- Как вы сказали, господин комиссар?
- Ладно, - тихо произнес Гард, обращаясь к Робертсону, - его уже не
переделаешь. Пусть внимательно стережет труп, ему и этого хватит.
Таратура, жмите туда со скоростью ракеты, осмотрите там все вокруг...
Через десять минут ЦИЦ выдал справку о Жаке Бартоне: коммивояжер, не
женат, проживает в отеле "Холостяк" вот уже два с половиной года,
шепелявит, в списке подозрительных личностей не значится, прежняя жизнь
неизвестна. Короче говоря, снова человек "без биографии", снова появился в
городе не более чем три года назад и снова с прооперированными пальцами.
Жгучее подозрение Гарда начинало подтверждаться: уже трое из злополучного
списка девятнадцати гангстеров! Неясно только, кем были Карне и Бартон в
той жизни, какие имели фамилии и в чьих "бригадах" находились - Гауснера
или Ивона Фреза.
Кто следующий?
Следующим стал некий Пуа, Арнольд Пуа, актер вспомогательного состава
труппы, обслуживающей ночной кабак "Спать не дадим!". Умер прямо на сцене,
изображая вместе с пятью танцорами варьете таборных цыган. Они танцевали с
кубками в руках, в которые им налили подкрашенный тоник, и танец назывался
"Десять глотков вина". На первом же Пуа схватился за горло и рухнул так
естественно, что публика даже зааплодировала. Однако Пуа больше не встал.
Его отнесли за кулисы, танец продолжали оставшиеся пять "цыган", а
владелец кабака позвонил в полицию. Экспресс-анализ, сделанный прибывшим
на место Симпсоном, категорически определил в кубке Арнольда Пуа цианистый
калий. У актера были розовые подушки на пальцах, а в кабак он устроился
всего год назад.
Варфоломеевская ночь продолжалась. Гард понимал, что пора действовать:
из девятнадцати свидетелей - а в том, что это были именно "свидетели",
можно было уже не сомневаться - теперь оставалось на четыре человека
меньше. Если католикам не удалось в одну ночь вырезать всех гугенотов, то
нынешним обладателям "длинных ножей". Гард был уверен, это удастся.
И действительно, за остаток ночи и часть дня преступления сыпались как
из рога изобилия. Количественно они более или менее укладывались в обычную
статистику, характерную для многомиллионного города, однако качественно
были так же необычны, как если бы все погибшие и исчезнувшие были рыжими
или родившимися в один день одного года, - на сей раз это были люди "без
биографий", не более как три года назад появившиеся в городе, - ровно
столько существовала и "Фирма Приключений"! - при этом сменившие, как
один, отпечатки пальцев. Да так изощренно, что папиллярные линии, вопреки
обыкновению, не восстановились через несколько лет! Не иначе как
преступники воспользовались какой-то очередной новинкой
научно-технического прогресса...
Гард ломал голову, совершенно не представляя себе, что делать и как
быть. Надежда на то, что Дорон и его люди впопыхах "наследят" и тем самым
себя выдадут, пока не оправдывалась. Комиссар, в обязанности которого
входила и входит поимка преступников во имя последующего их наказания,
теперь должен был этих гангстеров спасать. Спрашивается: как? Не идти же
опять к Дорону, не становиться перед ним на колени и не молить о пощаде
этих - увы, не скажешь безвинных - людей!
Окончательная сводка за минувшие ночь и день дала такие сокрушительные
результаты: пять человек "без биографий" были убиты, а семь человек, в том
числе Луи Карне, бесследно исчезли. Все погибшие перенесли операцию по
ликвидации отпечатков пальцев и, кроме того, как установил Симпсон,
пластические операции на лицах, вероятно сильно изменившие их внешность.
Правда, по показаниям немногих людей, знавших погибших и исчезнувших,
Таратура составил общий перечень "особых примет", которые не вытравлялись
никакими химикатами и не менялись при помощи хирургического ножа: кто-то
шепелявил, кто-то любил пить виски с содовой прямо из граненого стакана,
кто-то напевал один и тот же куплет из знаменитой песенки "Ущипни меня,
козочка", кто-то не переносил кошек и их запах, а еще кто-то при
относительно бравом виде и молодых годах неизменно огорчал своих любовниц.
Семь и пять - двенадцать. Стало быть, из девятнадцати гангстеров пока
оставались в живых только семь человек, о защите и спасении которых Гарду
следовало не только побеспокоиться, но уже кричать "Караул!" и бить во все
колокола, иначе - конец. Как их уберечь? Как предупредить об опасности,
если они о ней еще не знают? В один прекрасный момент Гард поднял
телефонную трубку... Затем ее положил, вышел на улицу и уже из автомата
позвонил своему старому другу Карелу Кахине:
- Карел, это я. Нам необходимо срочно увидеться. Если ты можешь,
загляни через двадцать минут в "И ты, Брут!".
- Нет вопросов, - ответил Карел. - Надеюсь, у меня все в порядке?
- У меня плохо, - сказал Гард.
- Не собрать ли всю компанию?
- Пожалуй. Но на воскресенье. Не сейчас. Сейчас только мы.
- Хорошо, старина, буду через двадцать минут.
Но Гард опоздал на целый час: появился еще один труп и произошло еще
одно исчезновение, которые по почерку не отличались от предыдущих, но по
субъектам путали все карты. Во-первых, в парке, расположенном поблизости
от Статуи Неповиновения, игравшие подростки наткнулись в кустах на
изуродованный труп человека. Но, что примечательно, пальцы рук у него были
искромсаны, а не оперированы, как у предыдущих. Во-вторых, одновременно
поступило сообщение об исчезновении молодого человека, который совершенно
легально работал у Дорона, имел родителей, невесту и вполне достойную
биографию, жил в городе с младенческих лет и пропал из виду примерно там
же, где был обнаружен изуродованный и неопознанный труп. Имя молодого
человека - Киф Бакеро. Фотография его сразу появилась на столе у Гарда, ее
принесла синеглазая красавица Дина Ланн, тоже сотрудница Института
перспективных проблем. Она пришла вместе с родителями Кифа. Глаза
красавицы были на мокром месте, она то и дело вынимала из сумочки платок,
а Гард с усилием вспоминал, где и когда он видел это воздушное и
очаровательное создание.
Первым предположением комиссара было: Киф Бакеро - это и есть
искореженный труп, тем более что у Дины Ланн должно было состояться с ним
свидание именно у статуи Неповиновения. Дина, как обычно, пришла на десять
минут позже, приучая будущего мужа к "порядку", но его еще - или уже? - не
было. Он так и не пришел ночью домой, что совершенно на Кифа не похоже, ни
на работу с утра, что вовсе необъяснимо. Кроме того, явившись к статуе на
десять минут позже, Дина Ланн, по ее собственному рассказу, ощущала вокруг
себя некое напряжение, обрисовать конкретные признаки которого при всем
желании не могла. Просто был очень тяжелый, как перед грозой, воздух, в
стороне от статуи мелькали какие-то подозрительные тени, откуда-то
неподалеку взмыл в небо вертолет-малютка, рассчитанный, вероятно, на двух
или трех человек. Дина сама летала на таких... Тут девушка вдруг прикусила
язык, вспомнив кое-что из перепечатанной ею странички "сценария", о чем по
всем правилам "ангара" она должна была молчать, как самая молчаливая на
свете устрица.
Случившееся никак не лезло в схему. Впрочем, в этом не было ничего
удивительного, так как обычные преступники действовали своим чередом, не
подозревая, что у них возникли столь мощные конкуренты. Конечно, здесь
кое-что настораживало, но где взять время? Не без сочувствия к горю
родителей и невесты Гард отпустил заявителей и опрометью кинулся в
ресторан "И ты, Брут!". Карел уже был там, посасывал через соломинку
коктейль и с нетерпением поглядывал на часы, ожидая друга.
- Если по Канту жители города проверяли часы, то по тебе они жили бы в
полном безвременье! - таковы были первые слова Карела Кахини, обращенные к
Гарду.
Комиссар всего лишь почесал за ухом, не смея возразить по существу, и
сразу взял быка за рога:
- Карел, у меня к тебе серьезная просьба...
- Естественно.
- ...устроить мне, и как можно быстрее, встречу с Фрезом и Гауснером.
- Что-о-о?
- Ладно, Карел, не делай круглые глаза. Я знаю о тебе больше, чем ты
можешь представить. Но дело не в этом, тем более что ты пока в ладах с
уголовным кодексом. Мне нужны эти люди для разговора. Гарантирую тайну
встречи и полное отсутствие в результате ее каких-либо неприятных
последствий. Больше того, встреча эта скорее в их интересах, нежели в
моих...
- Дружище, - тихо перебил Карел, - неужели и ты хочешь связаться с
мафиями?! Тебе плохо живется?! Ты хочешь жить лучше?!
- Не говори глупости, ты ведь меня знаешь, Карел. Тебе все понятно? Ты
можешь пригласить их сегодня вечером к себе домой?
- А заодно английскую королеву?
- Ты хочешь сказать, что это дело тебе не по силам?
- Погоди, дай перевести дух... Представь себе, когда я скажу
джентльменам, кто хочет с ними встретиться, они же решат, что я...
- Ты изобретателен, как Эдисон.
- Пока я изобрету оправдание, они выпустят из меня кишки!
- Договорись с ними по телефону.
- Ты редкий идиот. Гард, я давно предполагал, что в полиции других не
держат. Кто же по телефону?..
- Ладно, не можешь - не надо. - Гард встал. - К сожалению, я тороплюсь.
Придумаю что-нибудь сам. Но если ты все же решишься, скажи им одно: они
сейчас теряют людей, а это не в их и, как ни странно, не в моих интересах.
Теряют... некогда потерянных, так это им и передай. И еще потеряют, если
мы не договоримся о временном сотрудничестве! Я буду в управлении до
восьми вечера. Сообщи мне, если дело сладится. Пока!
И Гард стремительно оставил ресторан, в котором за столиком, отделенным
от других столов ажурными перегородками, остался сидеть, быть может,
впервые в жизни потрясенный Карел Кахиня.
Пару часов спустя в кабинете у Гарда раздался телефонный звонок. Голос
Карела комиссар узнал сразу, но от него, казалось, и по проводу несло
перегаром.
- Слушай, Марк, - без предисловий сказал Карел, - гони десятку до
вечера. Пингвином буду, отдам!
- Вы ошиблись номером, - жестко ответил Гард и положил трубку.
Затем улыбнулся: умница все же Карел! Будто чувствует, что аппарат
комиссара может кем-то прослушиваться, - а теперь в этом не сомневался и
сам Гард, зная о больших возможностях Дорона.
Итак, в десять вечера, дома у Кахини. Прекрасно. Есть еще полтора часа
времени. Что там по телевизору? Комиссар, не вставая из-за стола, нажал
кнопку дистанционного управления, и в углу кабинета вспыхнул экран.
Бейсбол. Ну его к черту, надоел рев толпы и толчея игроков на одном месте,
словно кто-то положил туда тысячекларковый билет и сказал: "Кому
достанется!" По другому каналу политический комментарий. И его к черту.
Все врут. Фильм ужасов, этого еще не хватало, их в жизни по горло. Лучше
уж вернуться к бейсболу, по остальным шестнадцати каналам вряд ли будет
что-нибудь стоящее.
Но что это? На экране - только что приведенный к присяге президент
соседней страны, ставший к рулю в результате бескровного переворота. На
минуту прерван репортаж со стадиона, президент читает "Обращение к народу
и нации": покончим с безработицей... расцвет демократии... остановим
инфляцию... стабилизируем... и так далее. Джентльменский набор каждого
нового правителя каждой страны. Однако лицо президента показалось Гарду
странно знакомым. Тьфу ты, черт! Подозрительно молод для такого поста,
несколько смущен, хоть и читает речь без запинки... Ах, да не в этом дело!
Что-то кольнуло изнутри Гарда: он быстро взял папку только сегодня
начатого дела, нашел фотографию молодого человека и немедленно набрал
номер записанного в деле телефона.
- Слушаю... - раздался женский голос.
- Говорит комиссар Гард. Прошу быстро включить телевизор! Первый канал!
Включили?
- Боже! - послышался из трубки возглас Дины Ланн. - Это же Киф!..
И трубка умолкла, хотя отбойных гудков не было. Гард понял: теперь
нужно вызывать к девушке "скорую помощь". Так, сделано. Уф!
"Ну и денек!" - подумал Гард, поглядывая на часы. Пора было собираться
к Карелу Кахине, который оказался вполне достойным товарищем. Гард встал,
неожиданно для себя произнес: "Пингвином буду!" - и треснул подтяжками о
свою мощную грудь.




16. КЛИН ВЫБИВАЮТ КЛИНОМ



Дерево можно выкопать, отряхнуть с его корней землю до последней
песчинки, пересадить на другую почву, и если оно привьется, то уже ничто
его не будет связывать с прежним местом. С людьми так не бывает. Даже если
человек сам, добровольно оборвет все связи с прошлым, то от памяти ему
деться все равно некуда, ее не стряхнешь с себя, как землю с корней. Она
прорвется хотя бы в снах, ее след останется в повседневных привычках, в
манере поведения, походке, разговорах, и даже сама попытка истребить все
эти остатки прошлого наложит свой особый отпечаток, который для чуткого
глаза выдает "второе дно" человека. Тем более если такой человек не сам,
не по своей воле начал иную жизнь, тогда ниточка завяжется наверняка. Он
сам протянет ее в прошлое, а она будет тем крепче, чем прочнее были
когда-то его привязанности к кому-либо или к чему-либо. Кроме того, в
прежней жизни, кроме рабочих навыков, остаются еще, как себя ни страхуй,
либо деньги, которыми человек хочет воспользоваться, либо родственники и
друзья, без общения с которыми жить невозможно, либо любимые женщины,
которые тянут к себе словно магнитом, либо враги, без которых жизнь
пресна, как дистиллированная вода. Короче говоря, соблазн что-то
прихватить с собой из вчера в сегодня...
На что и рассчитывал Гард, ища встречи с главарями двух самых крупных и
могущественных мафий, в состав которых входили все девятнадцать клиентов
"Фирмы Приключений". Гауснер и Фрез, как люди умные, - а то, что они
умные. Гард не просто предполагал, а знал, можно сказать, наверняка, иначе
они не были бы руководителями синдикатов насилия, - должны были не только
понять комиссара полиции, но и помочь ему.
Далее могло быть несколько вариантов. С одной стороны, исчезнувшие с
помощью "Фирмы Приключений" люди если и не восстановили старые связи с
мафиями, то по крайней мере какие-то частные контакты с отдельными членами
этих организаций могли поддерживать. С другой стороны, трудно
предположить, что их исчезновение проходило при полном попустительстве или
равнодушии главарей мафий, которые смотрели бы на это сквозь пальцы, не
стараясь возобновить с ними деловой контакт, если бы знали, что их гибель
мнимая. Во всяком случае, именно в недрах синдикатов насилия Гард надеялся
найти тщательно скрытое звено цепочки, которое соединяло "покойников" и
живых гангстеров, которые, в свою очередь, не без помощи Дорона сейчас
вновь превращаются в покойников, но уже без кавычек.
Гард не исключал того, что полиция могла бы размотать эту цепочку и
сама, без главарей, если бы располагала пусть не месяцами, то хотя бы
неделями или днями. Увы, речь в данном случае шла о часах, учитывая темпы
Дорона, который, в отличие от полиции, точно знал, когда и кем стал мнимый
"покойник". Дорон имел в сравнении с Гардом колоссальную фору, даже если
предположить, что бывшие клиенты "Фирмы Приключений" захотели бы смыть
свои следы и улизнуть от генерала: все равно ему было до них ближе, чем
комиссару Гарду.
Оставался один шанс опередить Дорона, чтобы спасти оставшихся семерых,
и Гард этим шансом не мог не воспользоваться.
Земля кругла не только в физическом смысле слова. Для неискушенного
обывателя полиция и гангстеры такие же антиподы, как ультралевые и
ультраправые политические группировки. На деле это далеко не так. Полиция
нередко действует гангстерскими методами, а гангстеры, бывает, завладевают
рычагами власти, после чего для отвода глаз занимаются вполне
респектабельным политическим бизнесом; впрочем, далеко не всегда "для
отвода глаз", часто еще и для того, чтобы подстраховать свои грязные и
темные дела. Заметим попутно, что и ультраправые с ультралевыми иногда
бывают близнецами-братьями. Все это удивляло и когда-то возмущало
комиссара Гарда, пока он не стал догадываться о тесной связи некоторых
политических деятелей с генералом Дороном, который хотя и возглавлял не
мафию, а государственный институт и научно-техническую разведку, но тоже,
судя по всему, создавал свою тайную и, в сущности, гангстерскую империю.
Власть - к ней одинаково стремились и политики, и гангстеры, и военные. И
тогда Гард усвоил следующую истину: если ниспровергатель порядка
становится хозяином порядка, то он обязательно начинает его укреплять. И
наоборот, бывший хозяин, потеряв власть, становится ниспровергателем. Эта
трансформация столь же неизбежна, как превращение воды в лед при
температуре ниже нуля градусов и льда в воду при температуре выше нуля.
Главари столичных мафий Гауснер и Фрез, правда, пока не стали
"властью", но были уже столь малоуязвимы, что любой гражданин страны мог
найти в телефонной книге адреса их вилл, кстати расположенных в
аристократической части города. И о том главаре, и о другом, как и об их
отношении друг к другу, полиция знала так много, что Гард в любую минуту
мог посадить их за решетку. Но не делал этого, как и другие комиссары
полиции и даже более высокие чины, ибо прежде надо было сломать обе
"империи", без чего суду элементарно не удалось бы выслушать ни одного
свидетеля, а если бы и удалось, то никакая тюремная охрана не сумела бы
предотвратить побег главарей, тем более что им и бежать-то не пришлось бы:
их не удалось бы туда посадить! А вот уничтожить обе "империи" было почти
так же просто, как излечить запущенный рак, который уже всюду дал
метастазы.
Хотя Гард не терял надежды получить от Фреза и Гауснера какую-то
информацию, он все же не особенно обольщался на этот счет. Что он для них
по сравнению с Дороном? Они могут снюхаться с Дороном много быстрее, чем с
Гардом и его ведомством; правда если поссорятся, то будут воевать
беспощаднее, чем с официальными представителями власти. Не зря однажды
Фред Честер сказал Гарду: "Знаешь, Дэвид, кому однажды удалось усмирить
сицилийскую мафию? Муссолини! Просто сильный бандит одолел более слабого.
Но, по-моему, уж лучше гангстеры, чем фашисты!"
Теперь без помощи двух "империй" Гард и думать не смел, что одолеет
третью - генерала Дорона.
В настоящий же момент, направляясь к десяти часам на встречу с
главарями двух синдикатов. Гард часть расстояния до квартиры Карела
проехал, а часть прошел пешком: с вероятным хвостом, работающим на Дорона,
необходимо было считаться. Гард знал, что наблюдение за машиной можно
вести только с машины, которую не так просто заметить в общем потоке, тем
более что машины сопровождения могут меняться. А за пешеходом незаметно
способен двигаться только пешеход, и тут опытному человеку легче уйти от
сопровождения, даже если наблюдатели будут передавать его из рук в руки. В
молодости Гарду часто приходилось самому "водить" подозреваемых, он знал
все фокусы как ведомых, так и ведущих и потому, вылезая из "мерседеса",
сразу обнаружил за собой наблюдение. "Вели" его умело, весьма
профессионально, но тут воистину коса нашла на камень, не говоря уже о
том, что в городе, где есть метро, даже профессионализм не всегда
выручает, что Гард и доказал в течение десяти минут, дважды войдя в
последний момент в вагон, а затем дважды в последний момент из него выйдя.
Для перестраховки он еще пересел потом на автобус, затем взял такси, а
напоследок зашел в подъезд дома, из которого был второй выход, о котором
вряд ли знали ведущие; дом этот выходил на улицу, на которой жил Карел
Кахиня.
Ровно в десять он нажал кнопку звонка перед шикарной квартирой своего
друга. На Гарда сначала посмотрели в "глазок", и лишь затем дверь
распахнулась.
- Кто к нам пришел! - едва переступив порог, услышал Гард искусственно
удивленный голос Ивона Фреза. - Я готов заткнуть уши и закрыть глаза на
всю свою жизнь, если это не комиссар Гард! Позвольте повесить ваш плащ!
За матовым стеклом кухонной двери колыхнулась чья-то тень, и кто-то
вздохнул в стенном шкафу. Гард мысленно усмехнулся, но, вероятно,
зеркально-легкое отображение усмешки пробежало по его лицу, или, быть
может, Фрез умел читать чужие мысли.
- Береженого Бог бережет, дорогой комиссар, - сказал он. - Ведь,
согласитесь, мы пришли не на свидание с любимой женщиной! Кроме того, я и
Гауснер хотели бы заверить вас, что не менее пяти почтенных джентльменов
смогут в случае нужды подтвердить, что сегодня в десять вечера комиссар
был или, наоборот, не был в нашем обществе. Прошу!
С этими словами Ивон Фрез подчеркнуто любезно принял плащ Гарда, и они
оба прошли в просторную и прекрасно обставленную гостиную с камином, возле
которого в кресле под торшером сидел Гауснер и читал газету. Карела не
было видно. "Но это их дело, - подумал Гард, - условия игры не мои".
- Рад вас видеть, - просто сказал Гауснер, правда не поднимаясь с
кресла. Слова прозвучали бездушно, примерно так, как если бы Гауснер
констатировал что-то, лично к нему никакого отношения не имеющее,
например: "В Эфиопии опять затяжная жара".
Фрез и Гауснер отличались друг от друга как кошка от собаки, хотя и
возглавляли примерно равные по силам и по возможностям мафии. Гард знал,
что они конфликтуют, но даже главы воюющих государств, попадая за мирный
стол переговоров, соблюдают взаимный пиетет. Так и на сей раз. Комиссар не
без интереса наблюдал за лидерами самых крупных синдикатов насилия.
Гауснер - он был лет на двадцать старше Фреза, седой и благообразный, в
роговых очках над массивным и слегка приплюснутым носом - казался Гарду
похожим одновременно на профессора и на дога. Ивон Фрез - ему было не
более сорока - коротко и модно стриженный, сильный и гибкий, с мягкими
движениями и зорким взглядом, походил на рысь, постоянно готовую к прыжку,
а если искать аналогию в научном мире, то на доцента, рвущегося к
профессуре. Фрез менее импонировал Гарду, нежели его коллега, если вообще
могла идти речь о каких-то симпатиях. "Один из них собачьей породы, другой
кошачьей, - подумал Гард, - а кто же я? Я, должно быть, кажусь им мудрой,
осторожной и очень опасной змеей. Вот так".
- Очень любопытная статья, - сказал Гауснер, откладывая газету в
сторону. - Оказывается, не в интересах микробов убивать всех подряд и до
единого, потому что тем самым они лишают себя пищи и тоже дохнут. Разумно,
не правда ли? А, комиссар Гард?
- К сожалению, у нас мало времени, и я предложил бы начать не с научных
дискуссий, а с практических дел, - твердо, хотя и вежливо, произнес Гард.
- Речь пойдет не о гибели микробов, а о гибели ваших людей, что ни в
ваших, ни в моих интересах, правда, всего лишь на сегодняшний день, если
речь обо мне. Присядьте, Фрез, в ногах правды мало. Сейчас я попытаюсь
популярно объяснить вам цель своего прихода. Вот список девятнадцати
человек, которые были вашими сподвижниками. Все они исчезли за последние
три года, хотя, откровенно сказать, у нас не было и нет доказательства их
вины. - Гард передал Фрезу лист бумаги с отпечатанными фамилиями, Фрез
мельком глянул на них и переправил бумагу Гауснеру, который даже не
взглянул на текст; оба они понимали, что главное впереди, и Гард
продолжил: - Известно ли вам, что все они купили в одной интересной
организации приключения без гарантии сохранения им жизни и не вернулись в
итоге на этот свет? - Дог и рысь быстро переглянулись, но по их спокойному
виду можно было понять, что сообщение Гарда для них не новость. - Впрочем,
можете не отвечать. Дело ваше. И не в том суть. Суть в другом: все эти
люди на самом деле остались живы!.
Гауснер поднял на лоб очки, а Фрез мягким, но быстрым движением встал с
кресла.
- Понимаю, - оценил Гард. - Для вас это неожиданность.
- Допустим, комиссар, - произнес Ивон Фрез. - Пока что вы хотели нам с
Гауснером сказать, что мы слепые котята, у которых из-под носа уводят
молочко. Убийственно, но, пожалуй, справедливо. Как вы считаете, Гауснер?
- У меня эта фирма давно вызывает подозрения, - подумав, заметил
Гауснер. - Но делиться подозрениями, когда нет фактов, удел старых
сплетниц. Поэтому я не стал говорить вам, дорогой Фрез, обо всем этом, но
знал, что и ваши люди исчезают, как и мои. Откровенно говоря, паритет меня
устраивает.
- Вы воистину великий человек, Гауснер, - почти совершенно спокойно,
без всякой ажиотации и иронии, констатировал Фрез. - Со своей стороны хочу
заметить, что и мне было кое-что известно, я даже хотел подергать эту
"Фирму Приключений" за вымя. Вы читаете газеты, Гауснер, и, вероятно,
обратили внимание на то, что однажды был налет на сейфы этой фирмы,
закончившийся неудачно? Господин комиссар, надеюсь, мой язык не будет мне
врагом?
Гард кивнул в знак согласия, и Фрез продолжил:
- Мы не тронули денежные сейфы, а пытались вскрыть сейф с
документацией, но оказалось, что даже уникальные мои специалисты не смогли
этого сделать, будто в этом стальном шкафу хранились рукописи Гомера,
полотна Ван Гога или шапка Мономаха вкупе с "Великим Моголом". Но что все
"покойнички" живы?! Вы шутите, комиссар?
Фрез умолк, и Гард снова заговорил:
- Я продолжаю, господа. Да, ваши люди, пройдя через лабиринты фирмы,
остались живы. Однако все они взяли себе другие фамилии, изменили
внешность и даже поменяли отпечатки пальцев, прибегнув к хирургическим
операциям. Известно ли вам об этом?
- У меня был случай догадаться об этом, но... Что за сим следует,
комиссар?
- Да, что следует? - поддержал Гауснера Фрез. - Я даже беседовал с
одним из воскресших, однако результат беседы не был с